Генерал задумчиво шевелил бровями, а потом соглашался:
— Я его, разэдакого, вразумлю! У меня разговор короткий — чуть что — и под арест.
— И это можно… По рукам? — хитро прищурясь, улыбался дед Василий, и они жали друг другу руки.
Как-то раз Надя пристала к деду Василию:
— Дедунь, давай купим собаку! Только большую, сильную.
— Неча, мы сами как собаки… — неуклюже отшучивался дед, но, помня строжайший наказ неперечить и не расстраивать молодушку, согласился: — Вот мы в воскресенье пойдем с тобой на толкучку и выберем кобеля. Только жрать он будет — проще кабана откормить…
Воскресенье выдалось теплое, мягкое. Ночью, под утро, прошел реденький осенний дождик, прибил по дорогам пыль, и пожелтевшая трава будто ожила и в последний раз зазеленела перед скорой зимой.
Генерал прислал свою «Волгу», и дед Василий с Надей, приятно откинувшись на ковровые сиденья, поехали на «толчок».
Шофер генерала, веселый круглолицый солдат, всю дорогу рассказывал, какая у него дома осталась собака, настоящая восточно-европейская овчарка, и что теперь он уже скоро дослужит и поедет домой, в Беларуссию.
На вещевом рынке собак продавали в стороне, возле забора, у скотного ряда. Толпа народа кружилась в центре большой, утоптанной площади, а здесь было свободнее. Хрипло гавкали громадные доги, повизгивали в сумках кутята, и белые, избалованные болонки, сидя на руках у своих владельцев, норовили тяпнуть за палец неосторожного покупателя. Дед Василий и Надя ходили от одной собаки к другой. Дед брал щенков, насильно раздвигал их маленькую, горячую пасть с тонкими, как иголочки, зубами и с видом знатока смотрел на нёбо:
— Вишь? Коричневое. Значит: не злая. К тому же сучка. Не подходит, айда…
Надя тоже наклонялась над щенками, гладила их, целовала в бархатистые мордочки и была готова купить каждого.
— А это тоже… Э-э… сучка? — смущаясь, спрашивала она, спотыкаясь на непривычном слове.
— Она самая, зараза! — сердито говорил дед Василий. Он потерял интерес к щенкам и уже давно прислушивался к чему-то в скотном ряду. — Слухай, Надюшка, эти кобели никуда не денутся, — сказал он и решительно сунул теплого, полуживого от страха щенка опять в корзину.
— Пойдем-ка, чего я тебе покажу!
Выбравшись из кучки зевак, дед Василий повел за собой невестку к скотному ряду. Земля здесь была усыпана сеном, тяжело пахло навозом и молоком. Стояли смирно понурившиеся коровы, нетерпеливо перебирали ножками резвые телята, а в самом углу, из толпы людей, раздавался истошный, многоголосый визг.
— Кто это? — удивленно спросила Надя.
— Да поросята же, экая ты бестолочь! — раздраженно ответил дед Василий и, схватив Надю за руку, поволок через толпу.
— Эй, расступись! Не видите — женщина в положении! — нетерпеливо покрикивал он.
Наконец, пробились к продавцам. Худенький, остроносый мужичишка в белесой телогрейке ловко выхватывал из шевелящегося мешка поросят и весело кричал:
— А ну, кому ребятеночка с хвостиком! Не поросята, а картинки! Натюрморды писать!
Дед Василий взял истерично, взахлеб визжащего поросенка и показал Наде:
— Во! Вишь, какой толстопузенький… — возбужденно зашептал он, — из него такая свиньиша вырастет — честное слово! У меня глаз верный, ни разу не прогадал!
— Ой, поросеночек… — засмеялась Надя и осторожно дотронулась пальцем до розового, влажного пятачка.
— Ну, берем да?! Это тебе подарок от меня, к правнуку! — азартно закричал дед Василий.
Остроносый мужичишка уже распродал поросят и теперь поторапливал деда:
— Товарищ, не задерживайте, желающих много!
Кто-то уже тянулся к поросенку, пытаясь выхватить из рук деда, но дед Василий сверкал грозно очами, дергал плечом, отворачиваясь от назойливых конкурентов.
— Ну че, берешь подарок?! — с отчаяньем крикнул он.
— Беру, беру! — закричала Надя. — Он такой славный, толстый и с хвостиком!
Дед Василий уплатил деньги, немного поторговавшись для приличия.
Шофер дал чистую тряпицу, и дед Василий завернул поросенка.
— Ну и кобе-е-ель… — удивленно протянул солдат, — это какой же породы?
— Полубокс, — важно ответил дед Василий.
— Это стрижка такая, а собака — боксер! — со смехом поправила его Надя.
— Ну да, я и говорю — боксер! — согласился дед. Он гордо прижимал к груди спеленутого и непрерывно визжащего поросенка. — Наилучшей боксерской породы. Тяжеловес, едри его…
Когда машина, мягко покачиваясь, подкатила к дому, дед Василий сник.
— Вот бабка-то обрадуется! — пробовал подбодрить он себя, но тут же покосился на Надю: — Ты это, Надюш… слышь? Скажи, что сама… Подарок, мол, от деда… к правнучку…
Во дворе навстречу им вышли Геннадий, Матрена и Денис Палыч. Поросенок, будто почуяв неладное, затаился и сопел чуть слышно, уткнувшись в дедову подмышку.
— Покажите-ка песика… — крикнул весело Геннадий и вдруг, разглядев поросенка, нахмурился: — Ну, батя!
Генерал усмехнулся и сказал добродушно:
— Да ладно тебе…
— Господи ты Боже мой! — запричитала Матрена. — Опять!
Дед Василий топтался на месте, прижимая поросенка и глядя под ноги.
— Бабуля, папа! Он такой хороший! С хвостиком! — бросилась защищать поросенка Надя. — Это мне подарок, понимаете? Не хочу собаку!