Зона поражения

Теперь надо было покончить с муравейником. Полукровка ненавидел людей, и в первую очередь расправился бы с Платоном, но Непейвода гораздо опаснее — он более жизнестоек и силен. Часть его клеточек может уцелеть при расстреле или отравлении, попрячется по щелям, а потом соберется вновь и нанесет удар в спину.

А ковда муравейника не станет, Кребдюшин без особых хлопот шлепнет придурковатого Атлантиду. Мерзкий гриб останется на закуску; этот шматок плесени и вовсе безопасен. Потом полукровка включит тахионный передатчик и отправит эскадре термопсисов условный сигнал. Ему останется только ждать, когда сквозь подпространство прилетит долгожданный куш.

Но сначала Непейвода… Это гнусное скопище кусачих существ. Мимикрист знал, что Двунадесятый Дом сидит на капитанском мостике. Погруженный в мучительные размышления, он уже который час оттуда не вылазит.

Цивилизация термопсисов страдала тяжелой формой аскетизма, который отражался и на убранстве помещений тральщика. Голые стены и уродливо-функциональные приборы тральщика — тому свидетельство.

Непейвода вытек из полетного комбинезона и облепил пульт управления кораблем. «Мураши» копошились на его титанитовых панелях, непрерывно дотрагиваясь усиками, жвалами и лапками до соседей. Каждому хотелось «пообщаться» со всеми остальными.

Люк рубки открылся, и через порог шагнул Платон. Дом собрал из части клеточек человеческую голову. Она выросла на плоской клавиатуре тахионного передатчика и была похожа на ананас, лежащий на серебряном подносе.

— Ну что, приятель? — спросила голова. — Скоро будем дома?

Археолог скривил губы в странной улыбке и молча двинулся к муравейнику. Шел он неуверенно, слегка пошатываясь, и лицо у него было серое, дрябловатое.

— Ты что, перебрал? — снова задал вопрос Двунадесятый Дом. — Прими таблетку. Зачем зря страдать?..

Платон опять не ответил ему. Только покивал головой. Археолог сунул левую руку в оттопыренный карман комбинезона, и муравейник вдруг понял: сейчас он выстрелит. Ч-черт! Непейвода дал мощнейший нервный импульс клеточкам, мгновенно подчинив их своей воле, и выстрелился навстречу напарнику.

Дом не намеревался его убивать. Он хотел сбить Платона с ног, обезоружить, а потом уж разбираться, что к чему. Голова муравейника и часть прилегающих к ней клеточек, свернувшись в тугой шар, летели от пульта, целя в грудь Рассольникову.

Тот не успел отскочить — был слишком вял и заторможен. Не успел Платон и встретить опасность смертельной струей, хотя пульверизатор с антимуравьиной жидкостью уже был у него в левой руке.

Археолог попытался вскинуть правую руку, но опоздал. Луч бластера краем задел летевший в Рассольникова живой снаряд. Пятьсот «мурашей» испеклись на лету, и муравьиный шар ударил ему по ребрам и сшиб с ног. Остальная часть Непейводы собралась в некое подобие четырехлапого кошачьего тела и скакнула с пульта следом за авангардом.

Живой снаряд вцепился Платону в руки, чтобы не дать снова воспользоваться оружием. Однако археолог сумел-таки выстрелить. Лазерный луч встретил в воздухе летящее тело «кошки» и прожег в нем дыру. Пробил экран тахионного передатчика и стал плавить титанитовую броню корабельной обшивки. На мостике взревела сирена тревоги, по «сосудам», пронизывающим обшивку, стал нагнетаться герметизатор.

«Кошка» лопнула и осыпала Платона красно-бурым дождем. Тысячи клеточек, составлявших голову муравейника, яростно кусали археолога. Если от боли он выпустит оружие, исход схватки будет решен. Но Платон каким-то образом выдерживал нестерпимую боль и продолжал бороться.

Искусанные пальцы левой руки, сжимавшие смертоносный баллончик, превратились в багровые сардельки. Они уже не могли нажать на красную кнопку на головке баллона. Облепленная мурашами правая рука продолжала палить в божий свет, выжигая вензеля на потолке и стенах рубки. Преодолевая сопротивление наспех слепленной из клеточек муравьиной руки, рука Платона двигалась к баллончику, до которого оставался десяток сантиметров. Стоит ей дотянуться и пустить его в ход, с муравейником будет покончено через пару секунд.

В пылу борьбы, от бешеного напряжения контроль за телом ослаб, и лицо археолога начало меняться, утрачивая знакомые черты. И вот уже Непейвода облеплял Кребдюшина Капоте, который чуть было его не обманул, приняв облик археолога. Притворяться другими — врожденное умение мимикристов.

Однако это не мешало руке полукровки тянуться к баллончику. Дом не мог ее остановить. Россыпь «мурашей» слабее Кребдюшина, который превратил свою правую руку в мощный рычаг. Едва Непейвода начнет собираться в боеспособное фальштело, полукровка высвободит руку-бластер и сожжет львиную долю клеточек, безвозвратно уничтожив его личность.

Сгустки герметизатора выползали из переборки, образуя пенистый вал вокруг уже залепленной пробоины. «Оболтус» не останавливал процесс и вообще не вмешивался в происходящее. Он давным-давно обязан был помочь Непейводе, но равнодушно взирал на происходящее. Муравейник не мог этого понять, но сейчас ему было не до раздумий.