Зона поражения

— Кто заплатил за генетические операции? — был первый вопрос Двунадесятого Дома. — У тебя никогда не было столько денег.

— Мне сделали их бесплатно, потому что…— мимикрист замолк, облизнул пересохшие губы.

Муравейник решил: Кребдюшин еще не придумал, как соврать, и сказал:

— Помни одно, дружок: хоть ты и не можешь шевелить руками-ногами, боль чувствуешь, как и прежде. А я знаю тысячу способов разговорить молчуна. Нас обучили допрашивать ксенов — от эмбрионов до мертвецов.

— Не запугивай — я и так все расскажу. Все равно выхода нет.

— Удивительно покладистый мерзавец. Образцово-показательный, — с деланным восхищением произнес Непейвода. — Может, ему орден дать? — Интонация у него была нехорошая. Страшноватая интонация.

— За операции заплатили термопсисы. Я даже не знаю, сколько они стоили, — заспешил полукровка — и уже не закрывал рта целый час.

Кребдюшин Капоте был полукровкой и потому оказался чужим и мимикристам, и людям— его не принимали обе разумные расы. В результате он возненавидел тех и других и при каждом удобном случае старался отомстить своим обидчикам. Его не заботило, что непосредственные жертвы понятия не имели о его, Кребдюшина, существовании. Если ты человек или мимикрист— значит, достоен мучительной смерти, пыток или, на худой конец, облегчения кошелька.

В первую встречу с Рассольниковым полукровка залез в экспедиционную кассу, был бит и смылся, угнав единственный глайдер. Так что археологам пришлось пешком выходить к людям через выжженную пустыню, волоча на себе несколько тонн сокровищ.

Кребдюшин привык действовать в одиночку, полагаться только на себя самого. Он не гнушался никакой, даже самой поганой работы и никогда не чувствовал себя отомщенным — сжигающий его огонь ненависти был неутолим. Но полукровка обладал одним немаловажным качеством— он был очень терпелив и, прежде чем нанести удар, мог выжидать месяцами.

Кребдюшин не вел счет своим жертвам, но их число наверняка перевалило за сотню. Случались периоды в его уже довольно долгом существовании, когда он вел законопослушный образ жизни и казался вполне благонамеренным сапиенсом. Но потом подворачивался удобный случай, и полукровка начинал действовать.

Кребдюшин никогда заранее не планировал акций возмездия, не вынашивал планов мести — он любил экспромты. Вот если кто случайно подвернется ему под руку — пощады не проси. Полукровка не знал слова «жалость», его смешили рассуждения о морали и этике. Он считал их выдумками бессильных мудрецов, занимающихся на старости лет оправданием собственной трусости.

Вся история с его участием в экспедиции на планету Тиугальба была шита белыми нитками. Случайная встреча на «Эль-Гарде», удачное стечение обстоятельств, древние карты, удивительным образом попавшие в цепкие руки черного археолога… Будь Рассольников менее доверчив, он наверняка заподозрил бы неладное. Будь Непейвода меньше зациклен на поисках царственных личинок, он, несомненно, раскусил бы полукровку. Увы…

Кребдюшин тотчас согласился на предложение термопсисов — еще бы! Он мог неплохо заработать, прищемив хвост давнему сопернику, более удачливому и потому ненавистному черному археологу по кличке Атлантида. А это значило напакостить очередному представителю рода человеческого — о чем еще мечтать?.. Что же касается разумных муравьев, то полукровка с детства терпеть не мог насекомых. Настало время поставить их на место.

Термопсисы обещали ему два миллиона кредитов за горшок с живыми или мертвыми личинками и миллион за документальные свидетельства их уничтожения на месте.

— Имперская эскадра полным ходом несется сюда, совершая по десять прыжков в час. А вы, ребята, застряли в самом центре межзвездной ямы, и никакие фффукуарабские посудины не успеют вас спасти, — закончил свой рассказ Кребдюшин.

— Ты ему веришь? — спросил напарника Платон. Муравейник покачал головой.

— Мы узнаем, врет он или нет, только когда эскадра выскочит из последнего гиперпрыжка, — сказал археолог. — Тогда я своими руками перережу ему глотку, а потом взорву тральщик, чтобы не попадать к ним в плен.

Корабль наполнялся нестерпимой вонью, которая просачивалась из трюма в вентиляцию. Платон и Непейвода надели скафандры, опустили щитки шлемов и открыли трюм, чтобы выдуть за борт останки «Оболтуса». Печальная, но необходимая операция.

Ступая по колено в пенистой бурой жиже, напарники продвигались в глубь темного помещения, тесно заставленного стеллажами с гиперминами. Археологу пришла в голову неплохая мысль:

* * *

— Почему бы нам не разбросать эти «игрушки» вокруг тральщика? — предложил он. — Будем выходить на катере и вручную устанавливать по десятку. Заберем с собой в могилу несколько вражьих кораблей. Громко хлопнем дверью на прощанье…

— Я обязан доставить горшок на ФФФукуараби, — решительно проговорил муравейник. — Умирать будут другие.

Дом уверенно огибал стеллажи. Он вроде бы что-то искал, но Рассольникову о цели своих поисков не говорил.

— Здесь есть живое! — вдруг воскликнул Двунадесятый Дом.

— Термопсис?