Зона поражения

«Мураши» приобрели серо-черную окраску кувшина и сцепились поплотней. Но, выполнив приказ Двунадесятого Дома, они не замерли в ожидании следующего, а норовили добраться до содержимого кувшина. «Мураши» возбужденно попискивали от вожделения: вода, вода, сколько воды!

«Сущие наркоманы, — раздраженно подумал Дом и удивился своим мыслям. Уж больно человеческие они были, а не муравьиные. — На минуту ослабь контроль: вмиг налакаются, раздуются шариками и погрузятся в блаженное беспамятство. А там хоть трава не расти!..»

— Смирна-а! — скомандовал он.

Недовольно заворчав, клеточки окаменели. Через секунду поступил новый приказ. «Мураши» вырастили рот, и он завопил благим матом:

— Охрана! Мне плохо! Помогите! —Слышно было, наверное, на весь карцер.

В камере тотчас раздался недовольный голос надзирателя:

— Ну, что там еще? Хватит придуриваться. Заткнись, не то мы тебя «полечим».

— Мое лекарство…— прохрипел Непейвода, — …осталось на корабле… У меня легочный полип…— ему не хватало воздуха, он задыхался. — Без инъекции я умру…

— Хватит врать, гаденыш! — вдруг отчего-то разъярившись, заорал голос. — Это мы уже проходили! Все хотят сбежать! Вот сдохнешь — тогда поверим, — убавив обороты, произнес он с усмешкой.

— Помогите…— еле слышно просипел Двунадесятый Дом и закашлялся, забился в конвульсиях. Трети клеточек, остававшихся в комбинезоне, пришлось сыграть трудную партию.

Надзиратели появились минут через пять, когда Дом уже перестал шевелиться. Долго оглядывали камеру сквозь прозрачную стену. Затем один из них открыл дверь и, с опаской глядя на пленника, вошел внутрь. Второй остался в коридоре со станнером наизготовку.

Обер-надзиратель Кох подошел к неподвижному телу арестованного археолога. Красные и белые полосы делали его комбинезон похожим на клоунский наряд. Карантинщик ткнул Непейводу в бедро носком тяжелого башмака с магнитной подошвой. Никакой реакции. Тогда он пнул его по ребрам. Арестант даже не застонал.

— Эй, ты! — встревожено окликнул обер-надзиратель. — Сдох, что ли? — Пропитанные конфискованным на «Оболтусе» самогоном мысли ворочались с трудом, но даже сейчас он был способен понять: начальство по головке не погладит. Черный археолог скопытился слишком рано.

И тут у Коха меж лопаток побежали мурашки. Сзади кто-то стоял, играя пальцем на спусковом крючке. И это был отнюдь не его напарник. Обер-надзиратель медленно обернулся. Волосы встали дыбом. Большое, круглое, черное дуло обреза было направлено ему прямо между глаз. А сам обрез держал в руках Пол Мучача, один из лучших искателей кладов Млечного Пути.

Труп Мучачи Рудольф Кох самолично выбросил в пустоту еще лет десять назад. С тех пор страшное, обезображенное пытками лицо черного археолога много раз виделось ему в кошмарах. Когда обер-надзиратель пропускал ток через тело Мучачи, тот кричал, что еще вернется и отплатит за все. Грозили карантинщикам многие, но поверил Кох только этому живому мертвецу. Последние годы обер-надзиратель не ложился спать без снотворного.

— Ты это… как? — выдохнул Кох.

— В детстве я был хорошим мальчиком. Я и сейчас никогда не вру. Обещал прийти — и вот он я, — ощерив в улыбке обломки зубов, произнес Мучача и нажал на спуск.

Из дула вылетел рой пронзительно гудящих ос-убийц, каждый укус которых смертелен. Вот только смерть наступает не сразу. Несколько часов укушенный испытывает невыносимые мучения, но сознание не теряет. Особый токсин блокирует эту спасительную реакцию нервной системы.

Ноги Коха подкосились, и он бухнулся на колени.

— Н-не… Н-не…— шептали побелевшие губы.

— Да, да, — улыбался мертвец. — Непременно.

— Что с тобой, Руди? — удивленно воскликнул второй надзиратель, которого звали Боб Ордан. Он не видел никакого Мучачи, Просто его напарник вдруг обернулся, начал разговаривать сам с собой, а теперь и вовсе стал на колени, словно решил помолиться. Кох не ответил. Он не слышал Ордана, он уже был мертв. От испуга сердце лопнуло в его груди.

Непейводе дорого далась эта процедура. Чтобы достать «пугач» из кувшина, ему пришлось опустить в воду слепленную из клеточек конечность. И треклятые «мураши» насосались, назюзюкались до свинячьего визга. Придется пока оставить их в камере.

Потом он нацелил «пугач», мысленно произнес волшебное слово, и тот заработал… Вобрав ментальное поле обер-надзирателя, «пугач» засветился ярче, вроде бы даже стал крупней. Чего не скажешь о Двунадесятом Доме, который на время потерял полкило «мурашей». Держа в вытянутой руке «пугач», Непейвода стал ждать, и через две минуты все было кончено.