Зона притяжения

Наконец добравшись до американского шлюза, я обратил внимание, что пробиты почти все модули. Маленькие воздушные гейзеры сочились тут и там. Удивительно, что при такой плотности осколочной волны не задело ни меня, ни Осаку. Было бы не плохо знать, что же над нами такое рвануло? Какой-то спутник или что?

— Как у вас с давлением? Я вижу многочисленные пробоины в корпусе.

— Медленно падает. Но это неважно — я уже надел спасательный скафандр, — ответили со станции.

Кроме Цыплакова на борту оставалось двое американских астронавтов: Робертсон и Маккол. Трое американцев и японец прилетели лишь неделю назад. И толком познакомиться мы еще не успели, поэтому было не мудрено, что я не узнал голос.

— Это Маккол? — наугад спросил я.

— Нет, к несчастью, бортинженер погиб.

Я сглотнул. Кажется, досталось не только нашему основному модулю.

— Как это произошло?

— Когда по нам ударил поток осколков, он был другом в модуле… А теперь там вакуум, — Робертсон сказал это почти как Левитан объявивший о начале Великой Отечественной. — Боюсь, ваш главный модуль тоже остался без атмосферы. Разгермитизация произошла на столько быстро, что Цыплаков вряд ли успел надеть скафандр.

Еще минуту-другую назад я разговаривал с ним, и вдруг узнаю, что человека больше нет. У меня защемило в груди лишь от одной мысли, что Цыплаков как и Грин безжизненно болтается в пустоте. Но лицо Грина, по крайней мере, скрыто шлемом, от чего кажется, что это не человек вовсе, а какой-нибудь робот. Может быть, Степаныч и недолюбливал меня, но за два месяца нахождения на станции мы невольно сблизились. Мне не хотелось верить, что его жена и двое детей не дождутся мужа и отца, что Цыплаков больше никогда не вернется домой и не сядет за обеденный стол поесть любимого борща, о котором он вспоминал в течение всего полета.

— Робертсон, а где Осака? Я его не вижу.

Японец ответил сам.

— Я уже в шлюзе. Жду вас.

— Мы поместимся вдвоем?

— Должны, это новый шлюз.

Пока я забирался в шлюз, вновь заговорил Робертсон:

— Скажите, Добрынин… Я знаю, что это может задеть вас, но ваш спутник мог как-нибудь повлиять на то, что произошло потом?…. Понимаете, я видел вспышку… и, в общем, те, что произошли за ней они были такие же, как и та первая около вашего спутника.

О господи, спутник! Я уже почти забыл про него. Ведь я так и не узнал, для чего он предназначался и поэтому был не в состоянии ответить американцу что-либо вразумительное. Вопрос Робертсона вновь заставил меня вспомнить о Хиросиме. Вдруг мы сами, не зная того, испытали какое-то страшное оружие?

— Мне известно только, что это был спутник связи, — коротко ответил я.

Робертсон тяжело вздохнул.

— Ну, хоть сейчас давайте избежим секретности! Какое-то это имеет значение теперь!

Я начинал сердиться, хотя и понимал его состояние.

— Послушайте, Робертсон, я действительно ничего толком не знаю. Запросите ЦУП, там вам все пояснят!

— Если бы у меня была связь с Землей, я бы вас не спрашивал! — нервно произнес Робертсон.

— Черт, я не думал что все настолько плохо, — только и смог сказать я.

— Именно поэтому я вас и спросил. Может быть, ваш спутник имел какое-то побочное действие?

— Простите, Робертсон, я действительно ничего не знаю.

Зацепив Осаку, я протиснулся в шлюз. Японец словно мумия застыл напротив меня. Похоже, внутри что-то случилось с освещением. Свет исходил только от моего фонаря, но даже его хватило, чтобы увидеть сквозь стекло шлема, что лицо Осаки искажено болью.

— Вам плохо?

— Она вылилась из него бурным потоком, и тут же капли превратились в тысячи маленьких рубинов. Это было красиво и ужасно одновременно…, — тяжело дыша, ответил Осака и закрыл глаза.

— Он не может пережить смерть Грина, — пояснил Робертсон. — Так, давление уравнялось, можете открывать люк.

Внутри станции горело только аварийное освещение. Большая часть оборудования не работала. По отсекам летала всевозможная утварь.

— Сколько у нас времени осталось? — спросил я, когда влетел в отсек к Робертсону, который висел рядом с пультом.

— Приблизительно пятнадцать минут, а может быть и того меньше.

— Вы пробовали запустить двигатели вашего челнока, чтобы вернуть станцию на орбиту?

— Безрезультатно. Компьютер станции не перехватывает управление двигателями. Честно говоря, я рассчитывал на вас, Добрынин. Вы ведь инженер…

— Да, но не гений, даже при условии вашей и помощи мне не успеть устранить поломку за столь короткий срок… Если она вообще устранима.

— Остается эвакуация. Но кто-то должен принять решение! Мы не можем просто так взять и разбить триллионы долларов! — нервы Робертсона начали сдавать, он сорвался на крик, — Это международная собственность и если мы…

— Прекратите это! Пожалуйста! — наконец ожил Осака. — У нас слишком мало времени!

Часы действительно тикали, а мы еще ровным счетом ничего не сделали, чтобы спастись. Станция тем временем опускалась все ниже.

— Он прав! — сказал я. — В конце концов, мы есть представители этих самых народов, и вполне можем принять решение! Я голосую за эвакуацию!

— Я присоединяюсь! — согласился со мной японец.