Солдат подхватил Елизавету за бёдра и закинул на плечо.
— Бе-э-э, — издала она.
— Ты чего?
— Ты мне живот об своё плечо так придавил, что я чуть не блеванула. Всё, давай, неси меня, конь буланый. А я пока без памяти поваляюсь. Бе-э-э.
— Что, так плохо?
— Очень.
Солдат ещё раз посмотрел на окно, решая, попробовать разбить или нет — всё тем же обрезом. В сердцах махнул рукой и направился к двум приоткрытым выделяющимся дверям по центру правой стены, у которых подглядывали тёмные щели. По ходу дёргал за каждую бронзовую ручку.
Перед этими двумя дверями Солдат несколько задержался. Не мог решить, в какую дверь войти: в ту, которая выглядела, будто её хищники драли мощными когтями, с глубокими трещинами, обляпанная старой, бурого цвета, кровью, а наверху прикручен какими-то чугунными болтами перевёрнутый крест с Иисусом Христом, вырезанным из слоновой кости. Или в ту, которая из красного дерева, горела новизной, будто вчера поставлена, с красивой позолоченной ручкой и наверху прикручен крест со звездой и рогатым демоном: знак такой же, какой он вытянул из промежности бывшей жены.
— Какая странность, — тихо сказал Солдат, не сводя задумчивых глаз с красивой двери. — Очень подозрительная и совпадающая.
— Что стоим? — спросила Лиза.
Виктор повернул её лицом к дверям.
— Куда заходим? — спросил он.
— Давай сначала в чистую. А в этой… — Лиза указала пальцем на дверь с перевёрнутым крестом. — Будто за нею нас ждёт ад, населённый гнусными маньяками. И можешь опустить меня на ноги. Мне уже чуть лучше.
Солдат несильно ударил подошвой берца по двери из красного дерева. В комнате загорелся свет. Лиза соскочила с плеча Виктора, выхватила из его рук пистолет.
— Там кто-то есть? — прошептала она.
Виктор пожал плечами и, ведя стволами обреза перед собой, переступил дверной порог. Сразу заглянул за правый угол, куда и удалялась комната. Это была чистая спальня с современной мебелью и двуспальной кроватью с чистым бельём — словно их ждали. Детская кроватка, набитая плюшевыми мишками, зайчиками и утятами, приютилась в правом углу. Слева по центру — большой электрокамин, с обеих сторон прижатый комодами. В дальнем углу — тумба и на ней — плазменная панель.
— Как-то всё не вяжется с этим домом, — прошептала Елизавета. — Смотри, а там? — Она указала пистолетом на белую дверь в дальнем правом углу комнаты.
— Сейчас посмотрю, — ответил Солдат тихим голосом. — Стой здесь и никуда не исчезай. — Стараясь не шуметь, мягко ступая, он пошёл по ковру, продолжая рассматривать интерьер. Щёлкнул пальцем по кнопке светильника на первом комоде. Свет бархатно — приятно глазу — заструился к потолку, рассеялся по розовой мебельной крышке. Когда подходил ко второму комоду, глаза от удивления расширялись по мере приближения. Чёрная подставочка размером не более семи сантиметров держала в себе огромный нож. На вид — это мясницкий нож с тонкой ручкой, но лезвие — длиной и шириной размером ноутбука. На бронзовом овале подставки выгравировано: «ПОДАРОК ДЛЯ ПРИШЕЛЬЦЕВ»
— А пришельцы… это мы? — тихо спросил Виктор.
— А пришельцы — это мы? — прошелестела глухим голосом Лиза.
Солдат вздрогнул от неожиданности:
— Я же просил там стоять?
Она выругалась и полушёпотом сказала:
— Там, где-то… ребёнок хнычет.
— Неужели хозяева объявились? Сейчас загляну в ту дверь, и пойдём посмотрим. — Раз хозяева дали о себе знать, то Солдат не стал играть в шпиона, быстро прошёл к двери и открыл. В небольшом помещении, отделанном белой плиткой, разместились: унитаз, кабинка с душем и металлическая детская ванночка на табурете. — Это душевая! — возвестил Виктор, повернувшись к Лизе. — Где ребёнок плакал?
— Где-то наверху, кажется.
Солдат и Лиза исходили дом вдоль и поперёк. Все двери, кроме башни и чердака, оказались закрытыми на замок. В некоторые комнаты вход преграждали доски, приколоченные самодельными огромными гвоздями или Г-образными костылями, сделанными из арматуры. Заглянули в каждый уголок и закуток, но никакого ребёнка и его родителей так и не встретили. Спустились на улицу, осмотрели заросли, заодно посмотрели, как обстоят дела с ураганом: чёрное не просматриваемое спокойствие окружало забор особняка, растворялось где-то в космических высотах. День — серый мрачный день — проникал на территорию дома будто в специально для него вырубленное небесное окно. Настроение Елизаветы всё время менялось: ей то делалось плохо, и она бледнела и становилась как обескровленная; то приходила в наигранную ярость за кучу пошлых и неудачных — хотя, скорее всего, удачных — шуток Солдата. Он стащил с чердака старенький кинопроектор с бобинами и теперь нёс, пыхтя, к единственно пригодной для жилья комнате. Лиза несла коробку с плёнками.
— Вот скажи, на фига мы тащим этот хлам? Он, наверное, даже не работает, — протестовала Лиза. — Ведь не собираешься ты увидеть на видео хозяев и потом, как лучший знакомый приезжать к ним в гости? Я полицейский и то не желаю больше ни в чём здесь разбираться. Лишь бы поскорее отсюда уехать.
— Пока ты будешь отдыхать, я развлекусь.
— Но там есть нормальный телик.