Зона Салам (СИ)

... На кафельном полу сортира Выборгской учебной роты, лежал молодой боец, месяц назад призванный на службу Родине в пограничные войска. Перед его глазами плыли красные круги. Воздух в один миг испарившийся из вселенной, не поступал в лёгкие, сжавшиеся в булавочную головку от удара кирзового сапога. Вошедший сержант, бегло посмотрел на равнодушно умывавшихся "дедов" и присел рядом с лежащим парнем. - Что Сокольских, дыхало простудил? - дежурно поинтересовался контрактник с тремя лычками на погонах.

- Нда-а-а, - он посмотрел на дышавшего, как водяная помпа Сергея и указав на старослужащих, спросил:

- Это они тебя так?

Отслужившие по полтора года солдаты, словно не слыша, продолжали плескаться у кранов. Сергей не ответил, лишь только дышать стал чуть медленнее.

- А ну-ка встать! - рявкнул сержант и пнул мыском «берца» Сокольских в плечо. «Душара», как называли молодых солдат, держась за стенку, с трудом поднялся и с ненавистью посмотрел на контрактника.

- Пошли, - совершенно спокойным голосом произнес тот и не оборачиваясь, вышел из туалета. Яркий солнечный свет бился сквозь огромное стекло и хромыми зайчиками, плясал на стенах "ленинской комнаты". Сержант сидел на стуле, закинув ногу на ногу и пальцами левой руки, раскручивал солдатский жетон на гранулированной металлической цепочке.

- Запомни, Сокольских - мамки тут нет. Сопли тебе вытирать никто не будет! Если ты, желторотый, думаешь что это дедовщина, то нет. Ты еще ни хрена дедовщины не видел.

И оторвав равнодушный взгляд от окна, внимательно посмотрел на Сергея. Тот угрюмо стоял перед сержантом и разглядывал свои большие, не по размеру «кирзачи».

- Залупнуться решил? А силенок то хватит? Ты, «обморок», сперва в зеркало на себя погляди, а потом решишь - «летать» тебе, или поперёк традиций что-то вякать.

Птица, поведя худыми плечами, неопределенно мотнул головой, но ничего не ответил.

- В армии правило простое - если боишься, не говори. А если сказал - не бойся! Раз «рыпнулся» - так кушай! Теперь тебя каждый день будут в «дыхалку» прессовать, пока не сломаешься... Или пока не надоест.

За окном дробно прошагал строй, послышался смех, где-то вдалеке сигналила машина. Сержант встал, вплотную приблизился к Сокольских и глядя ему в лицо вдруг зло процедил:

- Что не очканул перед ними - молодец! - и сгребая "духа" огромной, крестьянской ручищей за отвороты кителя, неожиданно выдохнул, - А вот, теперь,  если зачмонеешь, я тебя лично в нарядах, на параше сгною!

И с силой оттолкнув, вышел из комнаты неспешной, полной сержантского достоинства, походкой.

Ад для Птицы начался на следующий день и продолжался пять месяцев. Избивали его так, что он впадал в полуобморочное состояние и находился в нем по нескольку суток, продолжая тем не менее шагать по плацу, разбирать автомат и чистить бесконечные тонны грязной картошки. И всё же, когда побои становились совсем невыносимыми, он всегда ловил на себе взгляд стоявшего в стороне сержанта и стиснув зубы, не выпускал из саднящих рук свое человеческое достоинство. Мышцы его огрубели, он уже не валился на пол от каждой плюхи, а лишь ловил всем телом удар и разгонял его по стонущим клеткам организма. Со временем, «гнобившие» его деды, не то чтобы успокоились, скорее растеряли былой интерес, а потом и вовсе, дембелями разъехались по домам. Приближался «год» и Птица, осмелев, стал тайком ходить в спортзал, где до крови сбивал костяшки рук о старую пыльную грушу. Постепенно плечи выпрямились, мышцы перевились в упругие жгуты, а через месяц, он худым, но твердым кулаком разбил в кровяную кашу нос, одному из новых , зарвавшихся «стариков». От расправы его спасла граница - через день их призыв погрузили на борт горбатого ИЛ-76Д и перекинули в далекий Таджикистан.