Эта знаменитая грамота, составленная в 1514 году римским императором Максимилианом, была распечатана большим тиражом на русском и немецком языках указом Петра ещё в мае 1718 года. В её тексте великий князь Василий неоднократно именуется «великим государем-цесарем и обладателем всероссийским». Что это значит? А только одно: поднесение Петру титула — всего лишь восстановление исторической правды.
В Петербург приехали 19 октября, и тут Стас узнал, что впервые вопрос о поднесении царю титула «император» был поставлен в Синоде только вчера, 18 октября!
— Как это? — спросил он. — Откуда же вы знали подробности решения, если решения-то ещё и нет?!
Матвеев довольно улыбнулся:
— Дипломаты обязаны всё знать заранее.
Вчера, на первом заседании, члены Синода «рассуждали секретно». Сочли, что дела, труды и «руковождения» его царского величества в Северной войне следует отметить всенародной благодарностью и молить царя «прияти титул Отца Отечества, Петра Великого и Императора Всероссийского». О своём решении сообщили секретно светской власти — Сенату, через вице-президента Синода Феофана Прокоповича, и далее три дня октября шли совместные заседания Сената и Синода. Матвеев мгновенно пропал на этих заседаниях, а Стас пошёл бродить по столице.
Это был совершенно не тот город, который он знавал в своём родном веке. Мало что он был незначителен по размерам; не было практически никаких знакомых Стасу строений. Адмиралтейства не узнать. Зимнего дворца нет и в помине. Более или менее похожа на привычную Петропавловская крепость, но её бастионы не каменные, а земляные. Царская церковь, возведённая в честь святого Исаакия, ничуть не похожа на тот собор который через сто лет построит Монферран. Единственное гражданское каменное сооружение — дворец князя Меншикова! Вот те на! А как же легенда о толпах крестьян, везущих возы камней, и приказ дворянам строить «город камен»?..
К трёхэтажному дворцу князя Меншикова пристроены двухэтажные хоромы — в них располагалась Коллегия иностранных дел; своего помещения она ещё не имела.
Дороги всюду земляные, хотя мощение их камнем и велось: Стас обнаружил, что дорожные рабочие — сплошь пленные шведы. Что ж, это справедливо.
Наступала торжественная дата. В город прибыли части двадцати семи полков армии-победительницы, в Неву вошли 125 галер русского Балтийского флота. А царь — ходили такие слухи, — всё ещё не соглашался принять новый титул и приводил к тому многие «резоны»!
В городе была теснота и сутолока от приезда со всей страны множества чинов с челядью. Остро стоял жилищный вопрос; вонища от испражнений спадала только к утру, отогнанная свежим морским ветром.
Ещё слухи: идею совместить празднование Ништадтского мира с поднесением нового титула Петру выдвинул якобы один-единственный человек, вице-президент Синода Феофан Прокопович. Стас видел его мельком, когда тот выходил из здания Синода, и сей деятель показался ему смутно знакомым; наверное, встречались в Москве двадцать лет назад.
За день до церемонии члены Синода, архиереи и Сенат в полном составе заседали в присутствии царя, Из прочих чинов, помимо вице-канцлера Шафирова (он готовил текст обращения к царю) и канцлера Головкина, были и дипломаты, в том числе граф Матвеев.
Наконец Пётр дал согласие на титул.
Народ ликовал.
А сама церемония поднесения титула 22 октября оказалась совсем простой. Канцлер Головкин в присутствии Сената и Синода прочитал речь-прошение. Затем последовала ответная речь царя всего в три фразы, с намёком на предшественницу нашу, Византийскую империю: «Надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не стало как с монархиею Греческою»… И под пушечный и ружейный салют, под вопли труб присутствующие троекратно возгласили новые титулы Петра.
Трубы, пальба, огненные шутихи и крики «виват!» — всё это сопровождало и неофициальную часть праздника. Выстроилась громадная очередь желающих засвидетельствовать его императорскому величеству своё почтение; затем знатные особы тянулись к Екатерине, и поздравляли её и дочерей как её величество императрицу и имперских принцесс, а затем уж к столам с яствами и напитками.
Стас отошёл в сторонку. Было забавно наблюдать, как меняется «рост» очереди: чем ближе к особе императора, тем она становилась ниже, ибо с каждым шагом людишки всё сильнее гнули свои спины, а некоторые изгибали и колени. Пётр был радостен; принимая поздравления, оглядывался, переговаривался со знатными лицами. К Стасу подошёл Матвеев; император помахал ему рукой, крикнул «виват, дипломатия!» и вдруг, бросив всех, широкими шагами направился к ним со словами:
— Ты ли это, князь?.. Запамятовал имя твоё… А ты, узнаёшь ли меня?
— Вас, ваше императорское величество, теперь не токмо я, вся Европа узнала, — с улыбкой ответил Стас. — Ох как она вас теперь знает!.. Я посланник ваш в Баварии, консул князь Гроховецкий.
— Да, да, да! Как же я потерял-то тебя? Но теперь уж… Он ведь у тебя служит, граф? — спросил император Матвеева. Тот кивнул:
— Не то чтобы в прямом моём подчинении, но…