Зона сна

В столице ему было тяжело; он предпочёл бы держаться от неё подальше. Что ж, для дипломата это нетрудно. К сожалению, поручения ему теперь давали хоть и дипломатические, но градусом ниже, чем при Петре. Забыта помощь народам Грузии и Армении: ни покровительства христианам, ни помощи беженцам от турецкого гнёта… Забыты православные жители Польши… Оборонительный союз с Персией против Турции — забыт… Всё брошено…

Теперь он ездил за границу с делами иными: то переговоры о браке дочери императрицы Елизаветы Петровны с королём французов Людовиком XV — что в итоге так и не сбылось, то налаживание брака другой дочери, Анны Петровны, с герцогом Голштейн-Готторпским…

Со смертью Екатерины и воцарением Петра II опять полыхнула ненависть. Фактическим владыкой страны стал князь Голицын «со своими», а Меншиков попал в опалу. Пётр-молодой, однако, процарствовал всего ничего и помер, говорят, от оспы — а вообще кто его знает, от чего. Затем потерял могущество Голицын; к власти пришла новая группировка — курляндская. Императрица Анна Иоанновна занималась не страной, а безумным роскошеством — без царя в голове Россия пропала…

Стас подал прошение об отставке и, не дожидаясь официального решения, уехал в Мюнхен.

Он закрыл консульство, отпустил слуг, оставив только Прошку с женой-кухаркой, и переехал в старый дом Марты. Ключ от мастерской был давно утерян, пришлось ломать дверь. Он туг не был со дня их с Мартой помолвки…

Самолично убрал пыль, вымыл полы и только потом снял тряпицу с мольберта, который тридцать лет ждал его посреди мастерской с незаконченной картиной. Кто это?!

Это был портрет молодой женщины с нежным лицом, огромными влажными глазами и чёрными ресницами.

Через десять лет, в 1742 году, Карл Альбрехт, курфюрст Баварский и король Богемский, зять покойного императора Священной Римской империи, сам стал императором. Но сестра его жены не согласилась — она ведь тоже была имперского рода, и сама желала владычествовать! Австрийская армия опять заняла Мюнхен.

Через год Карл Альбрехт вернул себе Баварию и её столицу. Во время торжественного приёма по этому случаю он спросил своего доверенного советника, фон Садова:

— Почему я не вижу вашего отца, Эмануэль? Разве он меня больше не любит?

— Мой отец умер, ваше величество. Месяц назад.

— Отчего же?

— Ему было семьдесят два года, ваше величество, — пожал плечами Эмануэль. — Возраст.

— Да-а, печальная новость, — протянул император с кислой миной и ободряюще добавил: — Впрочем, все мы там будем. Не огорчайтесь, друг мой.

— Я знаю, — кивнул Эмануэль. — Мы ещё свидимся.

Париж — Балтика, 12-28 августа 1934 года

Он лежал на спине, без куртки, рубашка расстёгнута, ботинки сняты. В голове звенело, кожа дивана приятно холодила босые ноги. Что-то было не так со временем, оно остановилось, как в tableau [81] из пьесы Гоголя: на первом плане — добрый господин в смокинге со стетоскопом, за ним хорошо одетая девушка с испуганными глазами и открытым ртом, здоровенный детина с равнодушным лицом… Ещё какие-то люди… Сутулый мужчина с длинным носом, внимательные глаза… Интерьер столовой — и почему-то запах аптеки… Слово «аэроплан», застрявшее в памяти… Плоский, будто картонный знак вопроса: «Что такое пьеса-гоголь?» — протискивается из тьмы во тьму…

Осознание осознания осознания…

— Чтосним, чтосним, чтосним…

— Минуточка… точка… точка… Точка. Время рвануло вперёд.

Он сел, огляделся. Восхитительное ощущение лёгкости, силы, молодости и голода охватило его. Улыбнулся:

— Господа! Приношу извинения, что невольно напугал вас. Благодарю за участие, проявленное ко мне.

Спокойно обулся, накинул на плечи курточку — какая оригинальная курточка! — пошарил взглядом вокруг, заглянул под стол. Спросил у господина с длинным носом:

— Verzeihen Sie, haben Sie meine Perucke nicht gesehen?

[82]

Первый день он терялся, кто есть кто и чем они тут занимаются, но не впадал в панику. Знал, чтоздешняя память вернётся в полном объёме, как и в прошлые разы, а память прежняя уляжется в голове его на своё определённое место и не будет ему мешать. Как раньше не производил он на окружающих впечатления сумасшедшего, так и теперь не будет. Всего лишь и надо, что контролировать себя. Ему теперь около девяноста пяти лет; в таком возрасте легко быть осторожным и внимательным!

Он заказал в номер газет и книг, читал, вспоминал. Париж, отель «Трианон Палас», Марина Деникина, дочь Антона Ивановича. Художественная выставка в связи с 20-летием начала Мировой войны.

Вечером та Марина и зашла за ним, тихая и ласковая. Какая-то за ней вина, без особых эмоций подумал он. Гуляли по Парижу; город очень изменился, но не архитектура или планировка поразили его поначалу, а колоссальная численность людей. Это было невыносимо: тысячи, десятки тысяч, из-за каждого угла вываливаются целые толпы; лишь через час он немного привык к этому кошмару…