Виталик Лихачёв — улыбчивый, слегка сутуловатый, с длинным носом парень — отличился тем, что, когда у них кончилась выпивка, вышел из купе буквально на две секунды и вернулся с литровой бутылью
— Что за анекдот? Не знаю.
— А вот. Представь, что ты вышел из Москвы и идёшь строго на северо-восток. Куда ты в итоге придёшь?
— Это ясно. Туда же, откуда вышел.
— Нет. Ты же идёшь СТРОГО на северо-восток. Ну? Ты же ветеран войны, буссоль своими глазами видел, должен уметь ориентироваться на местности.
— Так. Иду. Иду, иду, иду. А, понял! Я приду на Северный полюс!
— Правильно! А теперь представь, что ты пошёл строго на юго-запад. Куда ты попадёшь?
— Куда, куда! На Южный полюс.
— Э, нет. Ты опять попадёшь на Северный полюс.
— Это ещё почему?
— А потому что когда ты дойдёшь до границы, тебя развернут, дадут поджопника и направят строго на северо-восток!
Михаил Соколов и Коля Терещенко захохотали; баталист Юстин Котов, как раз в этот момент затягивавшийся «Дукатом», поперхнулся и начал дико кашлять.
— С тобой, Виталик… помрёшь… не доезжая никакого полюса… — простонал он, когда пришёл в себя.
Матросы на причале отдавали швартовы. Отчалили!
Марина, одетая не так чтобы броско, всё же на фоне скупой корабельной раскраски и окружающей природы, состоявшей из ровной серой глади Финского залива и близкого тёмного берега, уставленного серыми портовыми кранами, была похожа на колибри. Тем более что окружавшие её были сплошь в парадном чёрно-белом, или бело-чёрном, или сером разных оттенков. Одна лишь Мими щеголяла в голубеньком. Но здесь, по правде говоря, это голубенькое даже на её маленьком изящном тельце тоже могло сойти за оттенок серого.
— Вы сегодня просто ослепительны, Марина Антоновна, — сказал Стас. Мими из-за спины хозяйки скорчила ему забавную гримаску. Он поцеловал Марине руку, припомнив, что ей нравятся галантные мужчины, но одновременно, в полупоклоне поцелуя, глянул снизу ей прямо в глаза и улыбнулся. Марина растерялась:
— Ах, я никакая после дороги. Что это за ужасные места, где нас везли?
— Не знаю, я приехал только что. Даже ещё не вселился в номер, или как её, каюту. Вы позволите? — И он собрался уходить, определённо ожидая, что она согласно этикету отпустит его кивком головы, но Марина смотрела на него молча, будто задумавшись, и лишь через несколько секунд, поморгав, сказала:
— Да, идите, разумеется. Ведь мы ещё увидимся.
Стас едва не ляпнул: «Это же корабль, куда тут денешься», но вовремя спохватился, что такая фраза не будет звучать галантно, и, ещё раз улыбнувшись, сказал:
— Для того и плывём, — и отправился вслед за стюардом, вселяться.
Каюта его была на верхней палубе, где жили Марина, министр культуры, Мими и другие важные персоны. Художников поселили ниже, в первом классе; прочий персонал ехал вторым. Стасу было интересно, куда поселили охранника Сержа и его безымянного напарника — не в коридоре же, где он их встретил слоняющимися от носа к корме.
Развесив на плечики одежду и выкладывая на прикроватный стол книги, он размышлял о происходящем в Петрограде. Ему не было известно, по каким закоулкам возили Марину со свитой, но он мог догадаться почему. Виденное сегодня и его не оставило равнодушным.
После целой недели спокойного, вдумчивого труда в соборе Рождественского монастыря, после тихих вечеров, наполненных беседами с отцом Паисием и Сан Санычем Румынским, после суток, проведённых в неспешном поезде из Вологды, Петроград ошарашивал.
Приехав и сойдя с вологодского поезда на перрон Николаевского вокзала, он сразу увидел полковника Лихачёва. Это его удивило; позвонив полковнику из Плоскова и сообщив номер своего поезда и вагона, он просто хотел подтвердить, что едет и что всё в порядке. На встречу он не рассчитывал.
— Зачем вы?.. — спросил он.
Лихачёв, одетый в какой-то затрапезного вида пиджак, ответил;
— Чтобы отвезти вас к пароходу.
— Я и сам бы прекрасно доехал до порта.
— Пароход наш в грузовом порту, вы не найдёте.
— А почему в грузовом?
Лихачёв скривился:
— Для секретности. Тут такое творится! Вы увидите. А кстати, у меня ваши документы: вы ведь проманкировали визит в посольство?.. Вам было назначено прийти через три дня; пришлось, представьте, мне прикинуться вами…
Они посмеялись и пошли с вокзала в город.
Вещей у Стаса был один сундучок с книгами — он в последнее время стал очень много читать, — а это не бог весть какой груз. И он, как всякий москвич, намеревался первым делом пройтись по Невскому, затем ехать на Шпалерную, в квартиру отчима, переодеться, и уже оттуда — в порт. Теперь оказалось, что его сундучок вместе с ним довезут на машине, а гулять по Невскому никак нельзя; впрочем, он уже видел, что проспект забит народом.
Они пошли от вокзала направо, где у бровки тротуара притулился симпатичный «доджик».