Зона сна

– Понимаете ли вы, господа, – говорил Сэмюэль Бронсон, – что устранение фантома Садова в 1798-м нам почти ничего не даёт? Мы вернём реальность, максимально сходную с R1, а этот Садов из совершенно нам неизвестной точки Y опять отправится спасать Павла.

– Но там его уже будет ждать наш человек, – возразил Джон Макинтош.

– В Екатеринбурге откроют специальное кладбище для Николаев фон Садовых, – среагировал о. Мелехций.

– Делаем, – решил доктор Глостер. – Задание всем: искать подходящего человека. Молодого, талантливого, физически крепкого, уверенного в себе, знающего русский язык, надёжного. Он закроет проблему Садова, выяснив, где эта точка Y. Заодно поручим ему дожить до 1822 года и разобраться, что за Прозрачный Отрок объявился в селе Плоскове и откуда пришёл.

Балтика – Париж, 5—12 августа 1934 года

День начался странно.

Закончив свой поздний завтрак, Стас, которому едва удалось заставить себя уснуть после того, как он совершенно дурацким образом утонул в холодном море, в дверях ресторана столкнулся с Андреем Чегодаевым.

– Станислав, я в восторге, – сказал Андрей.

– Неплохо поработали, – согласился Стас. – Такие встречи, как вчера, будят мысли. Пойду попробую накатать тезисы.

Андрей засмеялся:

– Ладно меня дурачить! Мысли, тезисы… Я про ваши способности кружить головы девицам.

Стас похолодел. Кто мог слышать? Прокрутил в голове вчерашний разговор у лееров; нет, никто не мог. Кто-то видел, как Мими заходила к нему в каюту? Невероятно; чтобы понять, что она открывает не свою, а его дверь, надо было стоять совсем рядом – с конца коридора определить это невозможно. А рядом никого не было, и вообще Чегодаев едет палубой ниже.

А если слухи дойдут до Мими, она же решит, что он не сдержал клятву!

Наверное, у Стаса изменилось лицо; Чегодаев отодвинулся и, бормотнув: «Да я так просто», – попытался проскочить в ресторан мимо собеседника. Но Стас ухватил его за локоть, сказал неприятным голосом:

– А пойдём на корму, поговорим иначе.

– Станислав Фёдорович, – взмолился Андрей, – я же не имел в виду никакой компромации! Ну пользуетесь вы расположением Марины Антоновны, ну подпускаете амура – ваше право. Давайте забудем обо всём плохом, что вы усмотрели в моих словах, и оставим в памяти лишь одно: я вами восхищаюсь. Идёт?

– Марина? – протянул Стас, задрав бровь. – Ах да, конечно, Марина! Вы извините, Андрей, я уж подумал…

Он вернулся к буфету, взял полный кофейник и унёс к себе в каюту. И почти всё время до обеда провёл там один, в компании только блокнота на столе: то метался из угла в угол – два шага туда, два обратно; то выглядывал на палубу поверх занавески. Поискал давешнюю бумажку, на которой делал вчера заметки; не нашёл. Наконец у него получилась в меру гневная филиппика против войны и грязных политиканов, за любовь и творчество. Хватанул кофе. Вспомнил, что о политике нельзя, потому что в Париже – культурное мероприятие, могучий бабий салон, и заменил «грязных политиканов» на «безответственных мужчин». Переписал начисто.

В дверь постучали: Серж.

– Марина Антоновна вас ищут.

Захватив речь, Стас отправился вслед за Сержем в кают-компанию. Марина ждала его там весёлая и оживлённая. Хоть до дивана и было всего пять шагов, ухватила Стаса под руку, прошлась рядом с ним. Уселись.

– Что же вы, Станислав, – сказала она с улыбкой, сверкая глазками, – договаривались поболтать с утра, а вы проспали, а потом совсем исчезли.

– Я, Марина Антоновна, речь написал, – сказал он.

– Вот новости! Какая ещё «Антоновна»? Мы вчера договорились по именам зваться.

Стас ничего такого абсолютно не помнил, но и признать потерю памяти не мог.

– Верно, – сказал он, – а разве это на сегодня тоже распространяется?

– И на сегодня, и на всегда, – засмеялась Марина. – Но речь тоже нужна. Это я вас так вдохновила? Я?

– Она ещё спрашивает, – воскликнул Стас, обращаясь к Сержу и недоумевая в душе. Серж улыбался, глядя на них пустыми глазами; ему было всё равно.

До обеда они правили речь, смеялись, вписывая всякие мелочи для «придания индивидуальности»; Марина гоняла Сержа то за Чегодаевым, то за Мими, то за министром; всех заставляла читать речь и нахваливала Стаса: вот какой умница наш князь!

А Стас радовался, какая умница Мими. Ни полсловом, ни жестом не выдала особости их отношений.

…С «записными женихами» Лёней и Геней Стас познакомился в первый же час пребывания на борту. Даже не то что познакомился: ему назвали их имена-отчества, а они, не пожелав даже руки ему протянуть, отвернулись и ушли, смеясь чему-то своему. И за весь первый день плавания он их видел, но не общался.

Они были сынками каких-то видных сановников; полковник Лихачёв сказал ему каких, но Стас во всю свою прошлую здешнюю жизнь, как и любой нормальный московский подросток, не интересовался происходящим в кругах более широких, чем дом, двор и школа, а потому фамилий представителей политической элиты не знал.

Было им лет по двадцать или около того, и внешне они выглядели, разумеется, взрослее Стаса.