Согласно указаниям, содержащимся в оригинальном англоязычном издании «Сатанинских ритуалов» мистера Говарда Стэнтона Леви, более известного как мсье Антон Шандор ЛаВэй, удостоверенных его второй и истинной дщерью Зиной Галатеей ЛаВэй, для совершения обряда требовалось также зажечь по внешнему краю колдовского круга дюжину свечей черного воска, включить запись «Сатанинской мессы» и окропить пентаграмму кровью животного.
Сикорский уже запалил свечные фитили. Едкий дым быстро наполнял помещение и легкие, вырывая из горла старика надсадный кашель, пока сам он устраивал потертую пластинку в пазах старинного граммофона. Покончив с этим делом, Феликс вооружился большим столовым ножом и подступил к клетчатой сумке-переноске с вентиляционными прорехами по бокам, в которой держал черного котенка двух месяцев от роду, специально для этой ночи купленного в ближайшем зоомагазине.
В тот миг, когда его ладонь коснулась пластиковой ручки, Сикорский услышал сердитый окрик:
– Оставь кота в покое, дурак!
Высокий брюнет в костюме того же, как пишут в плохих романах, иссиня-черного тона, что и шевелюра на его голове, вышел сзади, откуда-то из-за спины Сикорского. Строгий наряд и седина на аккуратно стриженных висках говорили вроде бы о достаточно зрелых годах незнакомца, но холеное лицо с вздернутым носом, румяные щеки, по-детски пухлые губы и ярко-зеленые, озорно поблескивающие глаза могли бы принадлежать правнуку Сикорского, кабы у того имелись потомки.
– Здравствуй, Ванюша, вот и свиделись, – ухмыльнулся брюнет, не протянув, впрочем, руки для приветствия.
– Вообще-то меня зовут Феликс, – буркнул старик. В ладони он все еще нервно тискал ставшую скользкой от пота рукоять и сейчас раздумывал над тем, как бы половчее использовать нож, чтобы проделать пару дырок в нежно-розовой коже на глотке незваного гостя.
– Ну, при крещении-то у тебя другое имя было… Впрочем, Феликс так Феликс, нам без разницы. – Мужчина, насмешливо сощурясь, смотрел на Сикорского. Он наклонил голову легким кивком, после чего ножик выпал у старика из моментально онемевших пальцев.
– Ну и вонищу ты у себя развел, старина!
Оглядевшись, незнакомец тихо кашлянул, и все свечи разом потухли. В темноте он щелкнул пальцами: люстра под потолком засияла всеми тремя лампочками. Причем одна из них уже месяц как перегорела, а еще одну старик сам, своими трясущимися руками выкрутил более года тому назад в целях экономии.
Комната была обставлена бедно: Сикорский ограничивал себя во всем, откладывая деньги на дорогие малотиражные издания таких авторов, как Блаватская, Кроули и Джон Ди. Он мало пил и почти не ел, потому в доме не было холодильника – старик просто не видел в нем смысла. В отличие от многих людей своего возраста, Феликс не следил за погодой и не смотрел ни шоу Малахова, ни «Поле чудес», так что обходился без телевизора и радио. Все более-менее ценные вещи и предметы мебели, включая кресло, шкафы, стол, стулья и даже кухонные табуретки, старик давно продал. Спал он на убогой тахте, чьи торчащие во все стороны пружины царапали его старые кости по ночам. В любую ночь, кроме этой.
Хлыщеватый брюнет обозрел печальную картину, чуть задержался равнодушным взором на пыльных томах, сложенных вдоль стен высокими, почти до потолка, стопками. Хмыкнул. Потом сделал шаг в центр комнаты и небрежно черканул носком лакированной туфли нарисованную мелом звезду:
– Вот уж не думал, что в наше время можно сыскать кретина, который верит во все эти бредни. Ха!
Феликс задрожал в бессильной ярости.
– Берите все, что вам нужно, и уходите. Сейчас же, – прошипел он вставными челюстями, а когда зеленоглазый наглец проигнорировал его требование, не выдержал и сорвался на скрипучий фальцет: – Я полицию вызову, предупреждаю!
– Кого ты лечишь, болезный, у тебя и мобилы-то нет. И взять с тебя ровным счетом нечего, не считая чахлой душонки.
– Я… у меня есть влиятельные друзья.
– Лжешь, засранец, – почти ласково молвил зеленоглазый. – Но, знаешь, этим-то ты нам и симпатичен.
Только тут Сикорский начал что-то соображать.
– Как вы сказали? «Душа»?..
– Я сказал «душонка». Если уж беретесь цитировать, то делайте это корректно. Иначе ведь столько нюансов теряется… – Юноша с седыми висками воздел изумрудные очи к потолку и вздохнул: – Ох уж мне эти Твои человечки!
– Так, значит…
– Умница! – сверкнул зрачками дьявол и рассмеялся заливистым, ребячески звонким смехом, демонстрируя идеально ровные белые зубы и чуть раздвоенный на конце язык. – Какой смышленый дедуля. Вот только, скажи мне, Ванюша… Пардон! Скажи-ка мне, Феликс, ужель в твою плешивую головенку пришла столь дурацкая мысль, что силу, подобную нашей, можно удержать в каких-то рамках? Нет, я все понимаю, но… мел?! Миль экскюз за каламбур, но, черт бы меня побрал, МЕЛ! Тебе самому-то не смешно?
– Но слова, книги…