Зона ужаса (сборник)

– СМОТРИ, СКАЗАЛ, ИЛИ Я ВЫРЕЖУ ТВОИ ГЛЯДЕЛКИ!

– Нет, нет… там БАБАЙ!!!

Смолкли часы, и сзади раздался тонкий пронзительный скрип – будто створки старого шкафа неожиданно сами собой раскрылись. Огромная тень колыхнулась по стенам и потолку, дрогнуло и разом потухло пламя свечей. Пришла темнота. А вместе с ней пришел запах. Запах сырости и крысиного помета, вонь протухшего мяса… запах подвала. Коля затрясся, и нож выпал из его пальцев, коротко полоснув по запястью.

– Не смотри, не смотри, не смотри! – исступленно визжал мальчишка и бился под ним в эпилептическом припадке.

Но когда огромная старческая ладонь тяжело опустилась на плечо, Николай поднял глаза – и, озаренный на миг вспышкой молнии, увидел в стекле Отражение.

…Темно. Темнота вокруг обступает, клубится особенными оттенками, которые нельзя определить зрением, но можно почувствовать, как неуловимое шевеление воздуха. Обволакивает медленно и неотступно сразу со всех сторон. Огоньки. Разноцветные тусклые огни начинают кружиться повсюду в этой тьме. Точки-искорки, мерцающие крысиные глазки. Ты знаешь, кто этот Многоглазый, Коля. Ты боишься его, потому что, когда он спускается сюда, в подвал, становится больно…

Смешок. Тихий, на периферии слуха, как шелест пожелтевшей от времени бумаги, завалившейся за пыльную раму сломанного холодильного ящика, запрятанного в глубину, в самый дальний угол. Где ты всегда прятался раньше от крыс и не только.

И всякий раз напрасно.

Деда, не надо, деда! Я не хочу видеть, не хочу, не хочу!

…Такси затормозило у самых ворот, наехав передними колесами на газон. Наталья выскочила из машины и, сама не своя, рванулась к дому, пока Петр Сергеич расплачивался с водителем и, смущенно краснея, просил прощения за поведение супруги. Хотя ее истерика уже начинала беспокоить и его самого.

Дениска сидел на качелях, не двигаясь. Тусклый утренний свет тонул в тумане, в воздухе пахло прошедшей грозой. Растрепанная мать подбежала, обняла сына, шепча какие-то слова почти в беспамятстве от обрушившегося на нее невиданного и необъяснимого чувства радости и облегчения. Вот и отец подошел. Что Дениска делает во дворе так рано, почему в одном носке? А мальчик молчал.

– Какого хрена? Что тут, черт побери, произошло?

Петр Сергеич оглядел холл: осколки разбитой кружки, перевернутый поднос, мужская одежда на диване, разбросанные по полу диски, грубо разорванные на куски альбомные листы.

– Николай где? – оглянулся он на жену с ребенком.

Дениска, прижавшись к матери, молча указал рукой в сторону лестницы.

Петр Сергеич поднялся. Тишина давила на нервы сильнее, чем ночная гроза давеча. Тени по углам казались живыми.

Дверь в детскую была распахнута. Внутри царил полный кавардак: потеки воска на полу, подоконнике, одеяло клочьями, чья-то кровь на плакате с Дауни-младшим. Мужчина замер, потрясенный. Вдохнул странный и неприятный запах. Эта вонь… откуда она? Петр Сергеич повернулся и осторожно приоткрыл дверцу шкафа. Проникающий в окна слабый утренний свет упал на скорчившийся там внутри грязный, дрожащий комок плоти, о чем-то тихонько скулящий, плачущий и молящий, пытаясь спрятаться в углу от тени Петра Сергеича. И хихикающий.

– Николай?.. – Мужчина осторожно протянул руку к этому жалкому созданию, чтобы убрать от лица ладони, которые кто-то выкрасил в ярко-алый цвет.

Существо дернулось, испуганно завыло, отмахиваясь от Петра. И он сам отшатнулся, поперхнувшись ужасом и омерзением.

Нет, Коля не прятал лицо от света или тени. Обломанными до основания ногтями он яростно рвал, раздирал себе глазницы.

В пыль