Наверное, это самый неловкий разговор в моей жизни, но я передаю бутерброд, и Кайл впивается в него зубами.
– Спасибо! – с улыбкой говорит он.
– Не за что. Ещё увидимся.
Кивнув, он снова направляется к двери.
Смотрю ему в спину и понимаю: я тоже улыбаюсь. Несмотря ни на что.
Не нужно было давать Андре свой номер. Не нужно было вообще ни с кем разговаривать.
Кажется, у меня едет крыша, и чем меньше я общаюсь с людьми, тем ниже риск, что это заметят.
Сам не знаю, куда иду. Надеялся провести день в кафе, почитать или просто поглазеть в окно, но оставаться там вместе с Андре нельзя. Ещё брякну что-нибудь… или он сам спросит. Узнает о моих глюках и станет обходить меня десятой дорогой!
Подмывает послать сообщение Дешону, но и этим я рисковать не могу. Он знает меня как облупленного.
– Дурость, – шиплю я себе под нос.
И тут у меня вибрирует телефон. Андре. Просто прислал свой номер.
Зря спросил, как ему спалось. Я слишком измотан. Вздремнуть, что ли, где-нибудь? Где-нибудь, куда не заглядывает никто. Ни Андре, ни Дешон. А особенно – мой папаша.
Я осознаю, куда забрёл, только когда под ногами начинают шелестеть сухие листья, и замираю. Сердце холодеет.
Кладбище!
– Нет, – шепчу я.
Пока шёл, небо ни с того ни с сего затянули облака. Всё вокруг выглядит холодным и серым. Никого среди могил не видно; похоже, я здесь один. Почему ноги принесли меня сюда, именно в это место?
– Что ты здесь делаешь?
У меня аж сердце в пятки уходит.
Уф-ф, это всего лишь Эйприл!
Пытаюсь собраться с мыслями, но это трудно. Думалка почти не работает.
– Я мог бы тебе задать тот же вопрос, – отвечаю я почти спокойно.
Она передёргивает плечами, но не отмахивается от моих слов, а будто чувствует себя не в своей тарелке. Словно тоже не хочет здесь быть.
– Не знаю, – признаётся она наконец. – Просто пришла, вот и всё.
– Глупости. Это не ответ.
Я отхлёбываю кофе. Тот уже остыл. С панини я разделался ещё квартал назад.
– Ты сам не ответил.
– Ну, наверное, просто не сиделось дома.
– И мне.
Несколько мгновений мы стоим в молчании. Никто не проезжает по дороге за спиной, никто не въезжает навестить умерших. Такое чувство, будто мы одни в целом мире. Будто остального мира больше не существует. Только кладбище, которое притягивает нас непонятно почему.
Я бросаю взгляд на Эйприл. Присматриваюсь: под глазами тёмные круги, на смуглых щеках ни кровинки. Она выглядит так, словно заболела.
Впрочем, я тоже.
Как и Андре. Как и Дешон.
Что, чёрт возьми, происходит?
– Почему ты пришёл сюда в пятницу? Тебе же не прислали записку, – спрашивает Эйприл.
Я качаю головой.
– Нет, не прислали. Просто за компанию с Дешоном. Он… ему несладко приходится в школе. Вот я и решил поддержать друга, думал, кто-то решил его разыграть, посмеяться… понимаешь?
Эйприл кивает, не отводя глаз от могил.
– Ты мог в это не ввязываться, – шепчет она себе под нос.
– Что?
– М-м… – Тряхнув головой, она поворачивается ко мне.
У меня вибрирует телефон. Снова Андре. Приглашает попить кофе после школы.
– У тебя есть его номер? – глянув на мой экран, спрашивает Эйприл.
– Да. – Я засовываю телефон обратно в карман и внезапно нащупываю листок бумаги. Наверное, чек из кафе. – Пересеклись с ним недавно. А что? – Судя по её взгляду, я ляпнул что-то не то.
– Да нет, ничего, – отвечает она.
– А мне кажется, за твоим вопросом что-то стояло.
– Ничего не стояло. Просто мы с ним сейчас не разговариваем, ясно?
– Это как-то связано с той ночью на кладбище?
Сам не знаю, почему спросил.
– У тебя были кошмары? – спрашивает она вдруг как-то жалобно.
– Нет, – поспешно отвечаю я. – А что?
Она бросает на меня взгляд, который заставляет меня пожалеть о своей лжи. Эйприл выглядит как утопающая посреди моря.
– Да так, ничего. – Она зябко кутается в пальто. – Ладно, я домой, замёрзла совсем. Не скучай тут среди надгробий.
Я провожаю её взглядом. Надо бы окликнуть… признаться, что соврал о кошмарах. Признаться, что пришёл тогда на кладбище не только из-за Дешона, что меня будто тянуло. Я должен был прийти.
Но я ничего не говорю, а лишь стискиваю телефон.
Тот вибрирует снова. Андре!
И вдруг я чувствую, как что-то скользит по пальцам.
Я взвизгиваю.
Выдёргиваю руку.
И наружу выползает змея!
Длинная, тонкая, с зелёными полосками, похожая на холодную скользкую спагеттину. Она падает на землю, и я отскакиваю. Клянусь, она поднимает голову и смотрит на меня! Будто знает, что я боюсь. Будто знает, что её тут не должно быть.
Затем она зигзагами уползает в траву, но оставляет листок бумаги, который я вначале принял за чек из кафе.
Только это не чек, а записка на оранжевой бумаге. Похожая на ту, что получил Дешон. Сегодня утром в кармане её точно не было!
Я долго смотрю на неё. Наконец, когда понимаю, что змея давно уползла, наклоняюсь и поднимаю записку дрожащими пальцами. На обороте чёрным цветом накорябано:
Я з-з-знаю, что ты приш-ш-шёл бы на кладбищ-щ-ще.
Тебе не убеж-ж-жать от с-с-с-страха,
с-с которым ты ж-живёш-ш-шь,
и не убеж-ж-жать от меня!