Конечно, дядя сказал ему не говорить с пленницей. Но Алербек вырос в таком месте, где единственным учением было учение в медресе, а там рассказывали всякое – про джиннов, например. Если верить в джиннов, можно поверить и в говорящую дверь.
– Кто это?
– Салам, ахи…
Ахи… в переводе «брат». Так обращались друг к другу члены джамаатов, и это было что-то вроде сигнала «свой».
– Кто это говорит?
– Это я, ахи… выпусти меня.
– Мне нельзя с тобой говорить, – сказал он.
– Ты правоверный?
– Ла иллахи илла Ллагъ, – сказал он, подтверждая, что он и в самом деле правоверный.
– Тогда выпусти меня ради Аллаха…
Он поколебался. Инстинкт и многолетнее воспитание в покорности старшим рода диктовали ему отойти от двери, но вера заставляла остаться.
– Кто ты такая?
– Я ухти, твоя сестра…
– Ты правоверная?
– Да, я правоверная, как и ты.
Алербек прищурился… он знал, что джинны хитры.
– Скажи аят Аль-Курси.
По преданиям, аят хорошо защищал от джиннов.
К его удивлению, из-за двери раздались слова аята. Неверный его не знал, а джинн, прикинувшийся женщиной, никогда не стал бы произносить это.
– Кто ты такая? Как ты сюда попала?
– Я правоверная. Они похитили меня. И собираются убить.
– Почему?
– Потому что я правоверная. Как и ты.
Алербек недоверчиво покачал головой.
– Мой дядя правоверный, и хозяин тоже.
– Они кяфиры, хоть и прикидываются правоверными. Они лицемеры и поклоняются Аллаху лишь для вида. Они хотят убить меня за все то, что я сделала для братьев…
– Что ты сделала для братьев?
– Ты знаешь Ильяса, праведника? Амира из Ферганского вилайята…
Конечно же, Алербек знал про Ильяса, праведника. Его слава была известна даже здесь…
– Да, знаю.
– Тогда слушай, ахи…
Через некоторое время Алербеку принесли еду.
Еда была халяльная, ее привозили на больших судах снабжения – питались на вышках лучше, чем в большинстве мест по побережью Каспия. Конечно, некоторые мусульмане сомневались, что восстановленное мясо есть халяль[134]
, но было не до жира, так что ели и такую.Сегодня на ужин… точнее… у миски еды для ночной смены платформы не было подходящего названия – короче, ему принесли большую миску восстановленного картофеля с восстановленным мясом коровы и подливом.
– Эй, брат… – позвал Алербек дежурного, – подойди сюда.
Дежурный… один из многих, кого набрали для работы на платформе, невысокий, кривоногий, с глазами-щелочками и редкой бородкой, подошел ближе.
– Ла иллаха Илла Ллагъ, – сказал Алербек.
– Мухаммед расуль Аллагъ, – тут же ответил дежурный.
– Оживляет масджиды Аллагъу тот, кто дает салам, вносит закят и не боится никого, кроме Аллагъа.
– Может быть, такие окажутся в числе идущих верно, – закончил фразу посыльный.
– И те, кто был преступными, окажутся в числе потерпевших ущерб, – сказал Алербек, – ты знаешь, брат, о том, что в той комнате наша сестра?
– Нет, брат.
– Они тиранят ее только за то, что та уверовала в Аллаха Всевышнего и помогала правоверным мусульманам чем могла.
Тот, кто принес еду, с сомнением посмотрел на дверь.
– Она знает Ильяса Праведника и много помогала ему. Благодаря ей многие из наших братьев получили оружие.
В исламе было кое-что… это могло быть и спасением, и уязвимым местом, в зависимости от ситуации. Верность Аллаху со стороны любого, кто ее провозглашал, не могла быть поставлена под сомнение.
– Кто мы такие, если не спасем праведную сестру от рук тиранов?
Тот, кто принес еду, снова с сомнением посмотрел на дверь. Он давно был членом тайного ваххабитского джамаата, и ему было вполне комфортно его нынешнее положение – хотя если бы джамаат раскрыли, то, скорее всего, их бы убили и сбросили в воду. Это типичное поведение для членов тайных организаций, ведущих борьбу, – привыкшие к борьбе в подполье, они крайне неохотно переходят к открытой борьбе. Пусть даже открытая борьба и является необходимым финалом борьбы тайной.
– Не бойся гнева тиранов, – упрекнул его Алербек, – бойся одного лишь Аллагъа.
– Я не боюсь тиранов, – сказал посыльный.
– Тогда скажи всем нашим, пусть будут готовы.
– Когда начинаем?
– Когда сюда приедет хозяин. Давно пора воздать по заслугам этому лицемеру и тирану всех мусульман…
Хозяин приехал только под утро. С немногочисленной – а многочисленную просто не поднял бы вертолет – охраной он спустился вниз.
Дядя, который шел с ними, подозвал племянника.
– Расскажи нам Алербек, здесь все тихо? Ничего не происходило?
Алербек пожал плечами, на его лице было тупое и покорное выражение.
– Да, дядя… – сказал он, – я совершил два обязательных намаза и немного поел.
Дядя похлопал его по плечу.
– Молодец. Иди, отдыхай…
Алербек Валиханов спустился к кубрику, где они отдыхали в промежутках между сменами. Он шел спокойно и уверенно и сам впервые за много месяцев чувствовал себя в своей тарелке. Он был самим собой, ему не надо было притворяться и делать вид, что добро – это зло. Он знал, что он должен был сделать, собирался сделать это и полагался лишь на Аллаха Всевышнего.