Зона заражения-2

Что я думал. Смешно… как история делает круг. Это можно было наблюдать в постсоветские годы… страны, которые получили независимость, элиты, которые развалили единую страну и получили свой фунт кровоточащего мяса, сразу становились патриотами и государственниками своей страны. Они как-то разом забывали всю свою пафосную риторику о свободе и праве на самоопределение и начинали с яростью защищать свои новые владения, часто тоже лоскутные. Одному из наших инструкторов довелось повоевать в Приднестровье (русских за Днестр, жидов в Днестр), а кто-то из наших сумел повоевать и на Украине, за ее Восток. Крайнюю войну помнил и я… украинцы имеют право на самоопределение от России, но украинские русские не имеют права на самоопределение от Украины. Бранное слово «сепар» – притом что двадцать три года назад Украина сама вышла из состава единой страны и таким образом – сами украинцы стали сепаратистами. Циничная риторика, которую любят использовать всякие муллы против власти, но они очень не любят, когда эта риторика оборачивается против них самих. С какой яростью они обличали безбожных тиранов – как оказывается, лишь для того, чтобы стать «божными тиранами».

Ведь что такое – мулла, шариат… Это способ жизнеустройства. Как и секретарь ЦК или аким[156], или глава обладминистрации, он не производит никакого полезного продукта. Разница лишь в том, на кого он ссылается в обоснование права кормиться из общего корыта – секретарь ЦК на единственно верное учение, глава обладминистрации на выборный мандат, мулла ссылается на Аллаха Всевышнего. Но суть одна – они только берут из общего котла, но ничего не дают. Значит, совершенно бесполезные трутни, от которых можно и избавиться…

– Командир…

Я кивнул головой, не оборачиваясь. Это Два – двадцать.

– Ну?

– А я и не знал, что они – такое же говно…

Ну, да. Такое же говно.

– Братья… – теперь выступал амир Осим, – все знают о том, чем я занимаюсь. Я занимаюсь добычей нефти и газа там, где это еще возможно, и только поэтому у нас есть газовые горелки, на которых можно приготовить еду, и у нас есть что-то, что можно заправить в наши машины и поменять у кяфиров на патроны и другое нужное нам…

Амиры солидно, не без зависти закивали.

– Наш алим пришел ко мне и сказал, что я буду отдавать половину от своей выручки на нужды ислама. Когда я попросил его указать место в хадисах или в Коране, где написано, что я должен отдавать половину, он сказал, что я зарабатываю деньги, используя общее благо, принадлежащее всей умме, и потому должен отдавать все, но он берет с меня только половину. Еще у него есть четыре жены, многочисленные наложницы и родственники. Всех их он присылает ко мне, чтобы я дал им работу, да не на прииске. Работать руками они не хотят.

Зал возмущенно загудел. Проблема была понятной и близкой каждому.

– Братья… – продолжил амир Осим, – я не знаю ни одного человека из нас, которому любой из алимов оказал хоть какую-то услугу. Все они приходят к нам и говорят: «Дайте, дайте, дайте». Когда мы даем, они говорят: «Дайте еще больше». Когда мы даем еще больше – они требуют еще и еще. Скажите, братья, какую войну мы проиграли, что теперь платим дань чужакам?! И с каких пор мы нуждаемся в посреднике, чтобы обратиться к Аллаху Всевышнему? Тем более в таком жадном и своекорыстном посреднике. Братья, во что превратилась наша вера?

– Ты богохульствуешь! – крикнул кто-то.

Амир Ислам моментально взял крикнувшего на заметку, толкнул под столом ногой амира Мамаджона.

– Если кто хочет сказать в защиту алимов, тот может встать и сделать это! – отреагировал амир Мамаджон.

С места поднялся амир Рустам. У амира Ислама, да и не только у него, он был на заметке, потому что он был наполовину русский, то есть полукровка. Амиром он был только потому, что участвовал в джихаде и имел под собой много людей.

– То, что ты говоришь, Осим, – сказал он, – есть раздор, недопустимый в умме. Сказано – предупредите их, а если не прекращают, то убейте их!

– Ты мне угрожаешь? – вскинулся Осим.

– Братья! – закричал Мамаджон. – Именем Аллаха, не делайте то, о чем придется пожалеть…

Амиры, сидевшие рядом с Осимом и Рустамом приготовились схватить обоих, если дело дойдет до стрельбы.

– Брат Рустам, – сказал амир Мамаджон, – скажи, что ты думаешь, но не угрожай своим братьям, таким же, как и ты.

– Наша сила, – сказал Рустам, – в единстве нашей уммы! Оно нам необходимо сейчас, когда кяфиры орудуют в самом центре нашего Халифата. Но как можно говорить о единстве, когда я слышу речи, ведущие к раздору! Когда я ехал сюда – я думал услышать призывы к джихаду, к священной войне со вторгшимися на земли мусульман кяфирами и примкнувшими к ним мунафиками из местных. Но что я слышу вместо этого? Я слышу обвинения и речи, ведущие к раздору! Неужели то, что кяфиры вторглись на земли, принадлежащие мусульманам, менее важно, чем наши обиды и раздоры по поводу закята!

Амир Ильяс поднял палец.

– Слово имеет амир Ильяс, – поспешно объявил амир Мамаджон.

Амир Ильяс заговорил с места – ему освободили стул в президиуме, хотя он не имел на это права.