Читаем Зона полностью

Ну и в довершение общей лагерной картины — военная охрана, рота. Каждая зона имеет два официальных наименования: как предприятие и как военная часть. УЩ 49/47 — это номер предприятия, а в/ч — это номер военного предприятия, роты, охраняющей лагерь. Администрация и наемные контролеры относятся к управлению ИТУ, а рота — к внутренним войскам. Разное подчинение дает охране некоторую независимость от лагерной администрации и взаимный контроль, частенько они между собой спорят. Казарма роты с внешней стороны лагерных ограждений. Караул несут на вышках по периметру забора и в стеклянной башне на крыше административного корпуса, откуда просматривается вся территория зоны. Ночью лагерь освещен, вдоль забора везде фонари, по проволоке пущен ток и кроме того подключена сигнальная система. В случае нарушения ограждений — тревога, солдатам дано право стрелять в нарушителя. Говорят, за каждое такое попадание солдату полагается отпуск, поэтому они не пропускают случая. На моей памяти, правда, здесь никого не ухлопали, хотя беглецы были. Не знаю, чем объяснить: то ли солдаты зевали, то ли рука не поднялась — солдаты здесь в основном русские. На других зонах, где охраняют азиаты, их называют «черные», осечек, говорят, не бывает. Рота предназначена не только для наружной охраны, но и внутренней — проводит генеральные шмоны по отрядам и на плацу, усмиряет волнения. Как они усмиряют, я не видел, но по учебным нашествиям солдат в отряды можно представить. Собаки, дубинки. Метровая, прорезиненная дубинка — тяжелая вещь. При мне их не пускали в ход, солдаты давали потрогать, подержать на весу. Но в подвалах ШИЗО эти дубинки, случалось, применялись по прямому назначению. Взбунтовавшуюся камеру гонят вдоль коридора под градом дубинок с обеих сторон. Действует, как свидетельствуют сами побитые, безотказно.

Братва

Такова в общих чертах картина колонии, где мне предстояло жить два с лишним года. Приятного мало, но все же, думалось, полегче тюремной камеры. Вечером, после стрижки, мытья, мне указали верхний шконарь в середине отряда, затем передумали и перевели на самый крайний шконарь прямо у входа в спальное помещение. Свет в лицо, ходят люди, у всех на виду, как блоха на лысине, но ничего не поделаешь — неволя. В 22 часа проверка. Весь отряд, человек двести, стоит в пять рядов на территории локалки лицом к крыльцу, а на ступенях офицер или контролер, перебирая карточки, выкрикивают фамилии. В ответ надо называть свои имя и отчество. Многие из этой братвы, привыкшие к кликухам, все эти «Копченые», «Кабаны», «Сявы», «Булки», «Кильки» и т. п., поначалу будто впервые узнают свое отчество и произносят его с изумлением, как бы открывая его для себя, а равно и то, какие они все-таки важные птицы, с отчеством. И так дважды в день, в 6 утра и в 10 вечера. Вскоре все уже знают друг друга по имени-отчеству, но от этого никакой прибавки к личному достоинству, только больнее видеть, как отлетает от пинка под зад какой-нибудь Василий Порфирьевич и как зычно орет насмешливый бугор: «А ну, Петр Андреич, пошел полы пидарасить!» И лишь дважды в день, на секунду, полное имя звучит необычно, и некоторые выкрикивают его даже с удовольствием, вкладывая всю душу, все, что осталось от личного достоинства. Кто еще назовет тебя по имени-отчеству, так хоть самому б не забыть. После проверки отбой. В спальном помещении гаснет свет, все ложатся на двухъярусные кровати — шконки или шконари. Отдельные кровати только у нескольких человек: завхоза отряда, официально он числится как старший дневальный, коменданта лагеря и нарядчика — эти последние по зоновским меркам очень важные фигуры, сами себе хозяева. После отбоя из спального помещения выходить нельзя. За порядком следит завхоз, дневальный, но, конечно, порядок распространяется не на всех. Есть друзья дневальных, есть уважаемые люди вроде бугров (бригадиров), есть всевозможные «положняки», «отрицаловы», для которых все эти порядки, вся эта зековская должностная шушера — ноль, не указ. Они еще пьют, или как тут говорят, «хапают» чифирь, идут курить в умывальник, или досматривать в красном уголке телевизор, или учиняют «сходняк» в «козлодерке», т. е. в раздевалке. Но эта ночная жизнь идет скрытно, до первого мента. Чтоб не быть застигнутыми врасплох, ставят кого-нибудь на атас, наблюдать в окно, не идут ли менты. По сигналу атасника сразу мощный топот и через минуту мертвая тишина, все на местах. Наряд контролеров пройдет по рядам, посветит фонариком. Если же атасник зевнет или проспит, всем попадет и нарушителям, и дневальным, но больше всего, разумеется, самому атаснику от зеков. Уважающий себя человек на атас не встает, ставят шестерок или чертей, тех, кого можно бить безответно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лютый режим

Московские тюрьмы
Московские тюрьмы

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Зона
Зона

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это вторая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Арестованные рукописи
Арестованные рукописи

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это третья книга из  трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное