Зона

…Володя Задоров, тот, кто подошел первый за приговором, слушал молча и вскоре незаметно ушел. Это был симпатичный, крепкий парень, так же, как и Харитонов, местный, из Каменск-Уральска. С ним мы потом сойдемся довольно близко. Саша Харитонов, примерно моих лет, долговязый, жилистый, поначалу тоже производил неплохое впечатление, ну хотя бы тем, что сразу принял как своего, распахнулся, мол, народу много, а поговорить де вот не с кем. Правда оказался чересчур болтлив. Его мало интересовало, кто я, каково мое дело, его интересовал он сам и все, что могло быть ему полезным. Говорил беспрестанно, путано, перескакивая с пятого на десятое, пока не охватил, кажется, все, о чем мог бы сказать хоть слово, и пока я не начал злиться, засыпая на стуле. Ну, прежде всего, рассказал, какой он хороший боксер и что должность завхоза считается козьей, но он тут никого не боится. Так и спросил меня: как я отношусь к должности завхоза, дневального? А как я мог относиться, если слышу об этом впервые? «Ничего, скоро узнаешь», — сказал Харитонов и добавил, что плохое мнение об этих должностях — предрассудки, все зависит оттого, кто как себя поставит. Жить, мол, надо только для себя, не обращая внимания на других. Вот он только недавно назначен завхозом, отрядник Виктор Васильевич пригласил его из другого отряда. Еще не обжился, как следует, не наладил связей, но скоро будет жить как король, так что я могу всегда приходить к нему поговорить, попить чаю. Завхозы обычно управляют кулаками, но он рассматривает это как крайнюю меру и потом надо не самому бить, а сколотить вокруг себя верных людей, они и должны быть на страже порядка. Что-то туманно спрашивал, нет ли у меня по Москве знакомых для продажи золота или платины, но тут же как бы спохватываясь, откладывал эту тему на потом, обещая провернуть с моим участием большие, выгодные дела. Попал он, считает, по ошибке, несправедливо. Обвинили то ли в краже, то ли в спекуляции платины и что-то нашли у него, но говорит, что это подстроено ментами, с которыми спуталась его красавица жена. Нет, он не уверен, что спуталась, но подозревает, он очень ревнив тем более, что отношение жены к нему непостоянно: то любит, но не любит, то приедет на свидание, то не идет. Теперь он готов простить ее за все, лишь бы она призналась во всем, не подскажу ли я, как лучше с ней разговаривать и как надо ей написать, чтоб она была вполне откровенна. Я спросил Харитонова: почему меня так неудобно поселили, на самом краю, на виду? «Так надо», — загадочно отвечает и обещает в скором времени, если я буду вести себя правильно, т. е. никого не слушать, кроме него, устроить поудобнее. Тут я сходил за трубкой и впервые после месячного перерыва, после предупреждения краснопресненского соседа по нарам Торчинского, закурил. Глаза у Харитонова загорелись: «Где ты положил свои вещи, где лежит трубка?» Все под подушкой, на шконаре, тумбочки мне пока не дали. Он выдвинул ящик своей тумбочки: «Храни трубку здесь, а то уведут..» Месяца через полтора Харитонова неожиданно вызвали в штаб и больше он в отряде не появился, вещи ему приносил дневальный. С ним, Харитоновым, исчезла и моя трубка насовсем, дорогой подарок Коли Филиппова.

Потом говорили, что видели Харитонова где-то на поселении. Вообще, надо сказать, он оказался скользким человеком, как тут говорят, — рыбина. Отношение его ко мне было неровным. Сначала я как-то мимо ушей пропускал его предупреждение ни с кем, кроме него, не разговаривать. Это могло диктоваться и добрыми намерениями, чтоб поменьше доходило до администрации. Потом он стал предупреждать настойчивее и жестче. Я не мог понять, что именно, какие разговоры и с кем он имеет в виду. Кажется, я и без того был достаточно осторожен, да и говорить-то особо не с кем было. Тем не менее однажды пригрозил «дать пиздюлей». И в то же время звал, корил «чего не заходишь» так, что, в конце концов, стало казаться, что его недовольство идет не оттого, что я с кем-то много говорю, а что с ним мало общаюсь. И, правда, не было никакого желания. Через несколько дней, после наших утомительных и пустых бесед, а вернее длинных монологов Харитонова, в умывальнике какой-то парень как бы, между прочим, сказал: «Ты с ним поменьше, он — козел». Тогда я не обратил внимания на эту брошенную вскользь фразу. Не знал я еще того, кто мне это сказал, не знал и зачем было сказано, ведь вокруг Харитонова вились и другие люди, достаточно авторитетные и, кроме того, козья завхозовская должность еще не обязательно означает, что человек этот — козел, т. е. осведомитель, стукач, а, главное, было решительно наплевать как на Харитонова, так и на то, что он из себя представляет, мне он уже был неинтересен. Однако наше общение с Харитоновым, и эту оброненную фразу о том, что он козел, потом мне вспомнили. Это была, конечно, придирка, но она мне обошлась боком.

Жратва