Читаем Зона полностью

Нашу группу, собравшуюся у штабного крыльца, на второй этаж, отданный для свиданий, но сначала по одному, по двое в комнату обыска. Снимаем с себя все, кроме трусов, но и трусы по швам прощупывают. Контролеры трясут робу на столе, а ты надеваешь другую, тапки вместо сапог, свою одежду вешаешь в какой-то ящик. Ну вот, все слава богу, ничего с собой не несу, бдительных контролеров не обманываю — выпускают в коридор. И сразу натыкаюсь на Наташу. «Подожди», — говорю и подымаю с плохо освещенного пола клубочек тонких железных цепочек — подарок ей и матери. Вытаскиваю изо рта еще пару штук, и мы скрываемся в отведенной нам комнате. Обманул я таки бдительных контролеров. Уж очень хотелось что-нибудь подарить своим женщинам из зековского «стрёма». Выпросил у ребят в отряде несколько цепочек — они симпатичные, делаются из нержавеющей светлой проволоки — и, что не поместилось под язык, кинул в коридорную тень, когда заходил на свидание. Потом самый строгий прапор Степанов увидит на Наташкиной шее такую цепочку и пристанет: «откуда?» А какой с нее спрос? «С собой принесла». Глянет на меня зло Степанов и скажет: «Обманул Мясников, ну погоди в следующий раз». Посмеялись.

Мать суетится на кухне, Наташа рассматривает в окно зону: а это что, а это, а ты где живешь? Чисто у вас тут. Белые из силикатного кирпича здания, асфальтовые дорожки, наверное, производят впечатление, когда ожидаешь серые бараки или что-то вроде угрюмости лобного места, но нет: зона эта новая, к тому же образцово-показательная, снаружи и, правда, видок благопристойный. «Но что это они такие согнутые ходят, жалкие какие-то», — замечает Наташа серые фигуры, бредущие на прогулку. Да, тем, кто здесь сидит, белые домики не поднимают настроения, изнутри мы видим только заборы и колючую проволоку, часовых, прапоров и собак. Снаружи, оказывается, зона смотрится немного иначе.

Ну вот, стол накрыт — праздник для живота. Мать потчует всем сразу, всего понемногу, и я сыт, не могу больше, а глазами все ел бы и ел, а лучше с собой бы прихватить, но нельзя — только здесь на свиданке. А много ли съешь, когда и сам ты и желудок усох и больше не принимает. Налегал на фрукты. Достались сливы, предназначенные для Татьяны Осиповой. Ей в мордовский лагерь, на Потьму собрали передачу, но по какой-то причине, не помню, передачу не приняли, и Олег с Наташей привезли ко мне. Была тут и копченая колбаса, и голландский чай из «Березки», многое из того, чего я на воле не ел — это Олег постарался. Где же он? «Проводил меня сюда, просил короткого свидания, но не дали — уехал в аэропорт, — говорит Наташа. — А знаешь, кто нас сюда подвез? Сам начальник колонии, как его… Николай Сергеевич?» Вот это да! Начальник лагеря везет диссидента к другому диссиденту — беспрецедентная галантность! Олег с Наташей, увешенные сумками, шли с автобуса, а топать еще километра полтора и по дороге их нагнал «Москвич». Наташа смеется: «Человек доброе дело сделал, а мы же его, кажется, обидели — Олег сказал: «спасибо, гражданин подполковник», а он говорит: «могли бы назвать и товарищем»». И верно, вскоре после свидания, хозяин спрашивал меня: «Кто это с вашей супругой был, с бородкой? Не понравился мне ваш друг». Подмывало меня тоже спросить: «А вы-то кому нравитесь?» И все же подвез, нельзя отказать в человечности. Уникальный случай.

Мать вечером собирается обратно. Мы ее уговариваем: три кровати, места хватит. Нет, отпросилась только на два дня, много работы, а вечером ей удобно — сядет на поезд и утром дома. На самом-то деле не хочет нас стеснять, ведь дали две суток, надо же побыть с женою вдвоем. К ночи мы проводили маму — до коридорной двери, дальше даже Наташу не пустили. На следующий день ждали-гадали: прекратят свидание или продлят. Пришел ДПНК, велел написать заявление, чтобы продлили свидание еще на сутки. В общем дали нам третий день — хватило и на любовь и на дело. Я написал для Олега письмо и хронику всего того, что происходило со мною со времени ареста. Наташа подробно рассказала о своих мытарствах: прогнали с работы, лишили прописки, вытаскивали прямо из дома в халате и в отделение, чтобы освободила комнату. Не выдержала — ушла к матери, а туда не прописывают. Два месяца без прописки, без работы. А милиция угрожает уголовным делом за нарушение паспортного режима и паразитический образ жизни. Пришлось матери, вдове кагэбэшника обратиться в КГБ, чтобы милиция прописала. Приняли на работу временно на два месяца младшим научным в ИМРД — академический институт международного рабочего движения, в отдел, которым руководит Шубкин.

Коллега Шубкин

Знал я Владимира Николаевича и обрадовался, что Наташа попала именно к нему. «Ты ему сказала, что ты моя жена?» — «Нет, что ты, я вообще о тебе боюсь сейчас говорить». — «Но ведь все равно узнают, скажут, скрыла, лучше Шубкину самой сказать, я ему доверяю».

Перейти на страницу:

Все книги серии Лютый режим

Московские тюрьмы
Московские тюрьмы

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Зона
Зона

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это вторая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Арестованные рукописи
Арестованные рукописи

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это третья книга из  трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное