Зона

Сажают только за подписью начальника колонии. Я бегал в штаб, в кабинет к Зырянову: «За что посадили Кольчурина?» «За то, что распространяет клевету, порочащую администрацию». — «Вы видели его живот, была экспертиза?» — «Зачем экспертиза? Он сам где-то ударился». — «Но ведь его били в каптерке, есть свидетель — дневальный». — «Да, есть свидетель, что его никто не бил. Мы взяли показания свидетеля и на этом основании посадили в ШИЗО — Кольчурин клеветал». Я окаменел от такого цинизма, но формальность соблюдена. Сука шнырь посадил Кольчуру. А я виноват, выходит, — зачем послал его в штаб? «Вот что, Николай Сергеевич, это я посоветовал Кольчурину обратиться к ДПНК. Если искать у вас справедливости и защиты — клевета, то сажайте и меня, я буду требовать расследования». — «Ладно, разберемся. Но если клевета подтвердится, я ему добавлю еще 15 суток». Хозяин явно лицемерил и не скрывал это.

Кольчуру выпустили через день или два. Естественно, никто, кроме Кольчуры, не был наказан. Сам он мало был мне благодарен за дружеский совет. Зекам дали понять, что случай со мной это исключение, которое лишь подтверждают правило: как лупили, так и будут лупить, и на ментов лучше не жаловаться. Мы подходили с Кольчурой к тому шнырю: почему оправдал ментов? Шнырь заюлил: «А чего я буду впрягаться, чтобы меня отпиздили?» — «Тебя сейчас надо пиздить: что ты сказал для протокола?» — «Ничего не говорил, не видел и все». — «Врешь! Если бы ты сказал, что не видел, то Кольчуру бы не посадили. Ты сказал, как они хотели, что его никто не бил, что ты видел, что они его не били, понял?» Шнырь глупо вытаращил глаза: «А какая разница?» «А такая, что тем самым ты сказал, что Кольчура оклеветал ментов и ты посадил его в изолятор, дошло? А вот теперь Кольчура имеет право отпиздить тебя, чтобы в следующий раз ты говорил правду». Кольчура щуплый парень мирный по натуре, — не стал его бить. Да и как ударишь, ведь побежит козел жаловаться. А надо бы. И не сдобровать бы шнырю, если бы Кольчура пользовался авторитетом. За кого другого зеки бы этого шныря непременно бы проучили, а за Кольчуру никто не захотел садиться. Дело, конечно, не в Кольчуре, дело в принципе: козел есть козел, но понятие принципа слишком абстрактно для зековского разумения.

Пожар

Второе январское событие было иного рода. 11 января на утреннем променаде, когда нас выгоняют в морозную ночь на зарядку, и мы, кто на месте, кто скоком, стучим окаменелыми сапогами, кто-то увидел за санчастью зарево и обрадовано заорал: «Ура! Промка горит!» Какой-то огненный свет там полыхал, но лениво и как бы догорая, мало ли что может быть на промке — сварка, костер — я не придал этому значения. Но уже к завтраку поползло: наша бендега сгорела. При этом все улыбались и были так счастливы, что я видел на лицах обычный зековский розыгрыш. В застойной тоске и скукотище слухи и события выдумываются то и дело, чем еще развлечешься? Бог с ним, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, но все же на этот раз шутка показалась мне странной. Так обычно Ромах любил пошутить, чего это и зекам взбрело?