И тут я заметил, что из кармана Тацу торчит мятая зеленая бумажка, похожая на денежную купюру. Я показал на нее пальцем и спросил:
– Что это у тебя?
– А-а, это. Долларовая бумажка, – ответил он, запихивая ее в карман. – На память оставил.
– Так ты же бывал заграницей, да, Тацу? Куда ты ездил?
– В основном по Америке колесил. Дольше всего задержался в Нью-Йорке. Я не хотел больше возвращаться в эту дурацкую страну.
– Вот как? А что ты там делал?
– Да так. По-разному.
Сам Тацу никогда ни про кого не расспрашивал. Даже не узнал у меня, почему я тут оказался. Не спросил, почему остался без работы. И я у него больше ничего не выпытывал. Наверняка видел он всякое. Иначе, вернувшись на родину, не стал бы бомжем в столь молодом возрасте.
– Значит, в Нью-Йорке, – пробормотал я.
Я ни разу не выезжал за границу. Жил в мире, далеком от паспортов и виз.
Виски в бутылке Тацу почти не осталось. Я достал из пластикового пакета новую бутылку и две пенопластовые коробки с рисом. В пакете оставалось еще две бутылки.
– Это что?
– Подарок. У меня осталось немного денег. Это рис с мясом, купил в столовой навынос. Тебе порцию и старику-профессору. Он неважно выглядит.
– Хорошо. Я передам профессору попозже. – Тацу нахмурился и затеребил бороду. – Только знаешь, Сима-сан. Я сегодня с радостью приму твой подарок, но, по-моему, тебе не стоит продолжать в том же духе.
– Почему?
– Здесь так же, как и во всем мире, в определенной мере работает закон: сильный пожирает слабого. И здешние обитатели хорошо это понимают. Ты любишь, чтобы тебя жалели?
– Но, Тацу, сегодня утром ты дал ему коробку с обедом.
– Потому что он сам меня об этом попросил. К тому же я ему ту херню специально не покупал. Слишком жирно. Выпивка – другое дело. Потому что не продукт первой необходимости.
– Вот как? Значит, я перестарался? – Действительно, я допустил оплошность. Я еще не привык к правилам их мира. Для них я по-прежнему аутсайдер. – Впредь буду внимательнее, – сказал я, и Тацу наконец-то улыбнулся.
– Ну, не стоит так грузиться. Ты же хотел как лучше. В любом случае, передам коробку профессору.
Добрые помыслы могут принести людям боль. Особенно в тех местах, где не принято делать добро. Мне было тяжело об этом думать, и я сменил тему:
– Скажи-ка, а сегодня копы не появлялись?
– Нет, сегодня не приходили. Наверное, поняли; что расспрашивать нас не имеет никакого смысла.
Согласиться я с ним не мог, достал из кармана пальто желтый листок бумаги и развернул перед ним.
– Тацу, ничего не знаешь про это?
Он взял листок в руки, посмотрел на него и вскинул голову.
– Что это? Похоже, на листовку какой-то секты. Ты интересуешься этой фигней?
– А ты что об этом думаешь? Хочу узнать твое мнение.
Тацу пристально уставился на листовку и пробормотал:
– Ну и дела. Значит, «Поговорим о Боге». О Боге я бы и сам не прочь поговорить. Интересно, с каким богом я мог бы пообщаться? Только эта копия доверия не внушает.
– Вот как? Копия?
– К тому же ни адреса, ни телефона нет. Если это листовка для привлечения новых членов, то ничего у них не получится. И текст жуткий.
– Я с тобой полностью согласен.
– Откуда она у тебя?
– Вообще-то она лежала в книжке дедушки Гэна.
– Да? Только с дедулей как-то не вяжется. Он, по-моему, никогда религией не интересовался.
– Листовки раздавал рыжеволосый парень, лет тридцати. Он и ко мне приставал. Ты его не видел?
– Нет, не видел.
– Нет? – Я выпил стакан до дна. Поблагодарил за виски и встал.
– Послушай, Сима-сан, – окликнул меня Тацу. – Ты здесь надолго решил задержаться?
– Даже не знаю. Может статься, еще попользуюсь вашим гостеприимством.
Тацу усмехнулся:
– Похоже, сегодня опять похолодает. Для новичка испытание опасное.
– Точно, для таких престарелых, как я, эта жизнь не фунт изюму.
Я помахал рукой и вернулся к себе. Меня ждала моя съемная крепость из картона.