Зонтик царевны Несмеяны

Я думала о том, почему Симор застрелился. За то время, что я писала свою работу, я так сроднилась со всеми членами семейства, что они стали казаться мне чуть ли не соседями по лестничной площадке. Но последние два года я не разрешала себе о них думать. У меня не было сил, и ещё я была обижена на них за то, что слишком ими увлеклась, – так сильно, что не заметила, как Денис отдаляется. Сейчас я вспоминала их с живой радостью, как старых, близких друзей, словно я уезжала и вот вернулась в родные объятия: мне так много надо им рассказать, так много узнать от них! И снова гадать-разгадывать – предполагать и проверять свои версии… В прошлый свой визит Леон, защищая Дениса, сказал: «Даже Симор женился на этой, почему ты не можешь простить Дениса?» После этого я стала называть другую жизнь бывшего мужа миром Мюриэль, но к семейству всё равно не вернулась… На что же мне ориентироваться, на что опираться в своём отношении к Денису? Как понимать его нынешнее поведение? Как к нему относиться? А меня до сих пор не отпускает обида: ноет, саднит, иной раз до волчьей тоски! Что с этим делать?

Надо мной редко, негромко поскрипывали ветки; вокруг восхитительно пахло смесью утомлённой травы, тёплой еловой смолы и хвои. Я с наслаждением окунулась в страдание, в котором в тот момент оказалось много от изящной словесности и почти совсем не было боли.

К ужину Ника вышла отдохнувшая, с блестящими глазами. Она то и дело смотрела на часы – боялась, что водитель, с которым она успела всё же договориться, забудет про неё и она опоздает к автобусу. Она была в длинной струящейся юбке и белой блузке, которая ей очень шла, если бы не декольте, привносящее в женственный образ, который, я подозреваю, стремилась создать Ника, ненужный акцент. Она молчала. Мне тоже не хотелось разговаривать. У Леона вид был сонный. Я хотела спросить, как он поговорил с Софьей, но тут Ника встала из-за стола и объявила, что она поедет встречать автобус прямо сейчас. Пораньше, чтобы не опоздать.

– Я с тобой.

– Мало места, – не глядя на меня, отказала Ника. – Водитель, ты, я, Арсений и ещё девушка. И вещи.

– Ты сядешь впереди, рядом с водителем, а мы с Арсением и Лидой сзади. Вещи поставим в багажник.

– Зря вы хлопочете, – сказал Леон. – Они приедут на машине. Если вообще приедут.

– У тебя есть информация, что они могут не приехать? – подозрительно спросила Ника.

Леон не ответил, лишь пожал плечами, что означало: всё может быть.

После недолгих препирательств мы с Никой сели в машину и поехали на поворот. Больше часа прыгали по ухабам и выбоинам, так что очень скоро я пожалела, что поехала; из вредности, наверное. И что на меня нашло? К тому же у меня вдруг разболелся желудок.

На повороте мы вышли из машины и минут сорок бродили по обочине. Я уже почти задыхалась от досады на себя и наверняка задохнулась бы, если б не Ника. Она не обращала на меня внимания. Упорно давила на кнопки телефона, кусала губы. Чуть не плакала, и на щеках расцветал румянец. Я стала наблюдать за ней и вскоре забыла обо всём, даже о желудке. Ника не видела никого, ничего не осознавала. Она ждала, изнывала от нетерпения и нервничала, и вся была – мучительная жажда… У неё горели глаза, сжимались и разжимались кулаки. Когда она встречалась глазами со мной, было ощущение, что Ника смотрит сквозь меня и ей наплевать, что я это понимаю. Я первый раз видела человека в таком состоянии. Когда я попыталась отыскать для него слово, в голову пришло – одержимая.

Наконец показался автобус, подкатил и мягко остановился. Дверь открылась, но никто не вышел.

– Вы едете? – крикнул водитель.

Ника молчала.

– Нет, – ответила я.

Дверь закрылась, и автобус покатил дальше.

– Видимо, из-за репетиций, – сказала Ника бесцветным голосом.

Мы сели в машину и поехали в гостиницу. Я терпела ухабы и выбоины, уговаривая себя, что через полчаса мы уже приедем. Ника сидела с измученным видом и влажными глазами. Она едва сдерживала слёзы.

На террасе гостиницы сидел Леон. Мимо него ходили постояльцы.

– Ну что, не приехали?

– Нет.

– Мне прямо сейчас ехать за пивом? – спросила Ника.

– Можно завтра, – великодушно разрешил Леон. – Сейчас нам ещё есть что пить.

У меня пропикал телефон. «Занимались сексом и опоздали на автобус, – писал Арсений. – Приедем завтра вечерним».

– Бурная сексуальная жизнь помешала Арсению присоединиться к нам, – сказала я.

Я не могла понять, почему мне хочется дразнить Нику. Хотя, если заглянуть в глубь себя и честно посмотреть из этой всезнающей глубины себе в глаза, то, конечно… Я чувствовала, что Ника как-то уж слишком отчётливо, слишком пристрастно стала мне неприятна после того, как я узнала, что она готова сделать ребёнка орудием шантажа, и дело пошло совсем плохо, когда я узнала об аборте. Сейчас меня раздражал даже звук её голоса.

– Делать нечего, – сказал Леон. – Я думаю, самое лучшее, что мы можем сделать, – это добросовестно напиться. Он не сообщил, когда приедет и приедет ли?

– Он позвонит завтра.