После прогулки на лошадиной спине хорошо было встать под душ и переодеться в чистое, а после пойти в столовую и упасть на широкую лавку. Мы заказали яичницу с колбасой и салат, поели и напились чая с ватрушками. За это время Ника несколько раз выбегала звонить и возвращалась расстроенная. Уже два дня, с того момента, как она встретила нас с Леоном на повороте на Лисицыно, я ловила на себе её беспокойные взгляды. Об интервью с Арсением не было сказано ни слова, Ника не знала, известно ли мне о её гастрольной поездке, и от этого не могла найти тон, чтобы говорить об Арсении. Сейчас она нервничала, видимо, не зная, когда его ждать.
– Я думаю, Арсений поедет на машине, – сказала я, чтобы облегчить ей задачу.
– Вряд ли, – немедленно отреагировала Ника. – Отец не даст ему машину.
– На машине было бы удобнее всего, – сказал Леон. – Они наверняка притащат с собой кучу вещей.
– Если вообще приедут, – сказала я. – Могут ведь и передумать. Тем более Лида…
– Я уверена, что он приедет на автобусе сегодня вечером, – сказала Ника. – Надо будет встретить его. Я ж тут всё организовала.
Она сказала это так, словно Арсений не отвечал на звонки только мне, а Нике звонил каждые пять минут. Мне с самого начала не нравилась перспектива отдыха в компании Арсения и Ники, хотя я и надеялась, что обойдётся без скандалов. Теперь Ника начала меня раздражать. Леон заметил это и сказал:
– Давай поспорим, что они сегодня не приедут.
– На что будем спорить?
– На ящик пива. Кто проиграет, тот берёт машину и едет в райцентр за пивом, это пятнадцать километров отсюда.
– Идёт, – сказала Ника. – А какого пива?
– Живого. Марку я потом скажу, всё равно забудешь, – сказал Леон.
– Маша, разбей, – скомандовала Ника.
Я развела их сжатые руки.
– Я пойду договорюсь о машине, – сказала Ника. – Договориться о поездке?
– Обязательно, – ответил Леон. – Кому бы ни пришлось ехать, машина потребуется. Всё-таки ящик.
Ника ушла.
– Как ты думаешь, почему Арсений не берёт трубку? – спросил Леон.
Я пожала плечами.
– Может, передумал? Или Лида спрятала его телефон?
– До чего диссонансная девушка, эта Ника, – сказал Леон. – А вроде всё по делу: всех организовала, приехала раньше, всё устроила. Но мне почему-то за неё неловко, хочется взять её за шкирку и хорошенько встряхнуть. Не знаешь почему?
– Потому что она всё время подменяет содержание формой. Раньше меня примиряло то, что она делает это всерьёз.
– А теперь?
– Теперь мне часто хочется дать ей в глаз.
Ника показалась в дверях столовой.
– Идёт.
– А ведь небесталанна. Могла бы стать вполне себе личностью, – задумчиво сказал Леон.
– Водитель уехал в деревню, – сообщила Ника. – Вернётся через час.
После обеда Леон ушёл в комнату, сказав, что, оказывается, в гостинице есть вай-фай[8]
и у него сеанс скайп-связи с Софьей. Он звал меня – познакомить, но я отказалась, сославшись на то, что хочу предстать перед любимой женщиной Леона прибранной и отдохнувшей. Ника закрылась в своём номере, наверно, чистила пёрышки к приезду Арсения. В открытую дверь кухни я увидела кофе-машину и заказала чашку капучино. Хотелось спать, но я боялась, что дневной сон обернётся ночной бессонницей, и вместо сна отправилась побродить по деревне. Жара ушла, по улице летал приятный ветерок, и пахло конским навозом и недавно скошенной травой. Я прошла до памятника воинам Великой Отечественной войны, остановилась у Доски памяти и прочитала все двести шестьдесят три фамилии погибших жителей Лисицыно, а ещё краткую историческую справку, из которой узнала, что сравнительно недавно Лисицыно было больше, чем сейчас. Улицы стояли пустые. Редкие фигуры переходили перекрёстки. Я пошла наугад по какой-то тропочке и вышла к неглубокому оврагу за огородами. Тропочка сбегала на дно оврага, из зелёной становясь земляной, и выныривала на другой стороне. Вокруг стояла гудящая летняя тишина. Я села под раскидистую сосну, прямо на её корни, мощно выпирающие из земли со стороны оврага, и, удобно устроив спину и ноги, закрыла глаза.