Зонтик царевны Несмеяны

Ника развернулась и пошла, поминутно оглядываясь.

– Как же она мне надоела, – с раздражением сказал Арсений.

– Сеня, вам с Лидой надо вернуться в город.

– Ты об этом хотела со мной поговорить?

– Да. Ты сам видишь… И ещё Николай! Он ведь думает, что его жена беременна, и всё это – придурь беременной женщины. И зачем только Ника прилипла к тебе!

– Я тоже думал, что это с ней? При муже, при Лидке… Она никак не может поверить, что я её просто так с собой взял на гастроли. Что это было по глупости моей… Что ты молчишь?

– Вам надо уезжать. Сегодня же. Я найду машину…

– А Лидка-то! Я её такой не знал.

– Лиде твоей очень несладко. Поставь себя на её место.

– Замолчи! Ты думаешь, мне всё это нравится?

У меня появилось ощущение, что мы говорим не о том. Юля Маковичук – вот кто стоял между нами и заставлял нас ходить вокруг да около, умалчивая тот очевидный факт, что Арсений никуда не уедет. Нет, только не это, думала я, только не ещё один узел в этой истории…

– Пойдём отсюда! – вдруг скомандовал Арсений.

Он расплатился, и мы пошли по улице, противоположной оврагу. Я вспомнила, что по этой улице в первый день фестиваля я вместе с другими людьми шла в церковь, посмотрела вверх и увидела верхушку колокольни с большим колоколом посредине и ещё несколькими, поменьше, вокруг него.

Когда мы сворачивали на перекрёстке, вдруг заметили Нику. Она стояла на краю оврага и смотрела нам вслед.

– Ладно бы Лидка, – сказал Арсений.

– Мне тоже противно на неё смотреть. И жаль Николая. Знаешь, хотя я думаю, что он тоже не такой уж пушистый, как кажется, всё-таки его мне жаль больше, чем Нику… Правда, я уже запуталась, кого мне больше жаль, кого меньше…

– Мне жалко Лидку, а больше никого, – сказал Арсений. – Но я всё равно ничего не могу с собой поделать.

Мы шли по деревенской улице, уходя от шума и огней праздника. Песок сменился огромными плоскими камнями, и скоро дорога упёрлась в церковный дворик. Во дворе никого не было, на двери храма висел большой амбарный замок. Арсений помедлил, потом перекинул руку и открыл вертушку на низенькой калитке.

– Большого греха не будет… Зайдём?

Он постелил куртку на мокрую скамейку, и мы сели, прижавшись друг к другу. С одной стороны церкви, за деревьями и оградой, шла дорога, за ней стояли дома. С другой тоже была дорога, но за ней домов уже не было, здесь стоял, переплетаясь ветвями, молодой березняк. Мы смотрели на реку, противоположный берег, на котором длинным зелёным сукном лежал лес, рядом с ним золотилась песком отмель. Вдруг Арсений обхватил меня руками:

– Брр! Замёрз!

– Может, прогуляемся по берегу? – предложила я.

Арсений надел куртку, мы вышли со двора и пошли по утоптанной тропинке на берег. Решив, что хватит уже тянуть, я сказала:

– Тебе надо уезжать, Арсений. Ты можешь влипнуть… я даже не знаю, во что. Ты хоть знаешь, кто она, откуда, кто её содержит?

– Не могу, – сказал Арсений.

– Сенечка… Ну, вспомни отца. Маму! Мало они из-за тебя слёз пролили? Ты заявление подал в ЗАГС, позвал столько гостей!

Арсений достал из куртки сигарету и зажигалку и стал подкуривать. Он долго возился, руки у него дрожали.

– Я не могу с этим бороться, – тихо сказал Арсений. – Меня несёт. А ты… Ты обещала быть мне другом. Сказала, что всегда будешь другом. Всегда – это ведь значит, при любых обстоятельствах?

– Да.

Он вытащил телефон и набрал номер.

– Да… Мы у церкви. Я и Маша. Хорошо.

Я остолбенела.

– Ты… ты ей звонил?

– Да.

Я молча смотрела на Арсения. Он выдержал мой взгляд со сжатыми губами, не отводя глаз.

– Хорошо. Но я пойду.

– Нет, останься. Я хочу, чтобы ты осталась.

– Тебе требовалось моё разрешение и моё согласие, – горько сказала я, когда мы сели на скамейку.

Арсений посмотрел на меня и глубоко, прерывисто вздохнул.

К ограде подъехала машина. Юля Маковичук вышла из авто и прошла в калитку. Двое парней шли за ней с приветливо-непроницаемыми лицами.

– Привет, – поздоровалась Юля, подойдя к нам. – Довольно прохладно, вы не замёрзли?

Она смотрела на Арсения, а он стоял рядом со мной, как брат или племянник – так, по крайней мере, мне казалось – или как жертвенный телёнок. Телёнок на алтаре любви… Юля тоже почувствовала нашу связь и замолчала. Села на скамейку. Охранники остановились чуть поодаль.

– Вы завтра будете петь? – спросила я.

– Да. Осветительные приборы уже привезли. Должно быть красиво. Раньше я ещё качалась на качелях в лучах света, но однажды трос оборвался, и я повредила плечо.

Арсений дотронулся поочерёдно до её плеч.

– Какое – это или это?

– Вот это. – Юля, улыбаясь, показала на правое плечо. Она смотрела на Арсения снизу вверх и улыбалась.

– Я умею делать массаж, – сказал Арсений. Он расцветал на глазах, его бледность постепенно исчезла, и на щеках заиграл румянец.

«Боже мой, какая дурь, – подумала я, – уеду завтра же! Нет, сегодня… Прямо сейчас. Попрошу у Ильи машину и уеду!»

А Юля с Арсением говорили на языке, который так значим для двоих и почти всегда до тошноты раздражает остальных. Я понимала, что они забыли про меня, что я – лишняя, но не знала, как уйти. Наконец, Арсений повернулся и посмотрел на меня бессмысленными глазами: