Зоология и моя жизнь в ней

Но здравый смысл все-таки взял, наконец, верх. Мы поехали назад до ближайшей железнодорожной станции. Кажется, она называлась Голоазиха. Тут я, салютуя бумагами с грифом Академии наук, насел на начальника станции. Мы все были поражены тогда тем, насколько быстро нам выделили отдельную платформу. Миша быстро водрузил на нее ГАЗ-66, нас прицепили к очередному проходившему составу, и мы с полным комфортом отправились в дальнейший путь. Благо, погода к этому времени заметно улучшилась. Достали из машины походные стулья и раскладушки, так что обширная площадка платформы вскоре стала напоминать хороший полевой лагерь. Я про себя размышлял о том, что подумал бы и сказал начальник станции, узнав, что результатом работы нашей экспедиции были примерно три десятка тушек сорокопутов, заботливо упакованных в одном из многочисленных вьючных ящиков.

Так мы миновали оставшиеся 80 км до поселка Слюдянка, откуда можно было отправляться в Академгородок, не заботясь больше об изобретении новых способов форсирования горных рек. Выезжая в дальний путь (предстояло проехать еще около 1 900 км), мы были немало удивлены, увидев, что дороги второстепенного значения вымощены здесь дробленым белоснежным мрамором. Таковы были контрасты великой страны под названием Советский Союз.

Черные каменки

В главе 2 я писал о том, что после нескольких экспедиций, организованных для изучения поведения этих пернатых, у меня зародилось сомнение в справедливости тех объяснений изменчивости в их окраске, которая господствовала в то время в орнитологических кругах. Трактовка, о которой идет речь, основывалась на статье двух классиков орнитологии, Эрнста Майра и Эрвина Штреземанна. Изучая музейные коллекции этих птиц, исследователи предположили, что три варианта окраски самцов обусловлены мутациями одного-двух генов. Это явление они подводили под рубрику «генетический полиморфизм». У нас в стране той же позиции, опять же опираясь на анализ коллекций в зоологических музеях МГУ и Института зоологии в Ленинграде, придерживались, соответственно, Лео Суренович Степанян[155] и Владимир Михайлович Лоскот.

Если бы эта интерпретация была верна, то белобрюхие черные каменки, которых я наблюдал в Копетдаге, белоголовые из долины реки Ширабад и целиком черные в Бадахшане не должны были бы различаться ничем, кроме как деталями окраски самцов – за счет действия немногих предполагаемых генов. Кроме того, понятие «генетический полиморфизм» предполагает отсутствие промежуточных вариантов окраски между морфами. А это было не так – с каждой новой поездкой я убеждался в том, что возможны почти все мыслимые варианты особей с окраской, промежуточной, в той или иной степени, между белобрюхими, белоголовыми и черными самцами. Особенно много таких птиц я видел в долине реки Ширабад (глава 2).

Одно только это служило указанием на ошибочность отнесения всей ситуации к категории «генетический полиморфизм». Различаясь ничтожным числом генов, отвечающих лишь за детали внешнего облика особей, разные морфы должны быть практически одинаковыми генетически. Но в этом случае не следовало ожидать никаких явных различий в их образе жизни и в поведении. Однако даже самые первые результаты сравнения того, что мне довелось увидеть при посещении разных точек в ареале черных каменок, очевидным образом свидетельствовали о том, что это не так.

Основательно углубившись в литературу, я выяснил, что первоначально, в период между 1847 и 1865 г. три формы черных каменок были описаны разными исследователями как самостоятельные виды. Они хорошо дифференцированы не только по окраске самцов, (различия в которой послужили основой для гипотезы внутривидового полиморфизма), но также самок и, как указывали некоторые исследователи, молодых птиц в первом гнездовом наряде. Разными видами считал их и наш выдающийся зоолог Николаевич Алексеевич Зарудный, который уделял этим птицам особое внимание в своих основательных полевых исследованиях.

Надо сказать, что сама категория «вид» оказывается, как это ни покажется странным непосвященному, одной из самых дискуссионных в биологии. Я коснусь этой материи более подробно далее. А сейчас сошлюсь на размышления более общего характера – из области методологии науки. Выдающийся философ и логик Джон Стюарт Милль писал в начале ХХ века, что виды – как универсальная категория в любой классификации – это классы объектов, «…отделенные друг от друга неизмеримой бездной, а не простым рвом, у которого видно дно». Или, другими словами, они различаются не по нескольким признакам, а по «неперечисляемому» множеству взаимообусловленных свойств. То есть два вида есть не что иное, как принципиально разные системные образования.