Зоология и моя жизнь в ней

Я стремился показать, насколько истинный характер взаимоотношений между особями в группировках животных отличается от идиллических картинок, которые рисовали в своих трудах натуралисты и философы прошлого. Вот что писал, к примеру, Адольф Эспинас во введении к своему труду «Социальная жизнь животных»: «Мы могли бы только восторгаться, если бы кто-нибудь, после прочтения этой книги, сказал нечто вроде следующего: “Как! В обществах животных помогают слабым, старательно воспитывают детенышей, и даже иногда заботятся о престарелых; члены одной и той же общины или семьи готовы жертвовать собой друг за друга без малейшей надежды на какое-либо вознаграждение. Не мешало бы некоторым людям относительно нравственности иногда оглядываться в эту сторону”». Хотелось развеять веру читателя и в новомодные теории, появляющиеся сегодня из-под пера кабинетных теоретиков и говорящие о высокой целесообразности в организации социальных отношений у братьев наших меньших.

Такого рода построения основываются на совершенно нереалистичных, замысловатых гипотезах об «эгоистических» или «альтруистических» мотивах поведения, на его «экономических» моделях, внушающих нам небылицы о способности животных оценивать свой будущий родительский вклад, «риски» от тех или иных своих действий в отношении сородичей и т. д. Всему этому я противопоставил принципиально иной взгляд, созвучный со следующим заключением английского орнитолога Н. Б. Девиса, высказанным в 1990 г.: «Всесторонние исследования поведения индивидов в популяциях животных свидетельствуют о преобладании здесь конфликта интересов. В самом деле, подчас приходится удивляться, каким образом особям вообще удается вступить в отношения успешной кооперации ради того, чтобы принести потомство и вырастить его!»

Врожденные программы социального поведения

В начале ХХ столетия, когда еще ничего не было известно о генетической предопределенности форм активности организмов, ее именовали попросту инстинктом. В то время великий французский натуралист Жан Анри Фабр[237] писал: «Странное противоречие, характерное для инстинкта: с мудростью совмещается не менее глубокое невежество. Для инстинкта нет ничего трудного, пока действие не выходит из круга шаблонных поступков животного, но для него же нет также и ничего легкого, как только действие должно отклониться от обычного пути. Инстинкт непогрешим в той неизменной области действий, которая ему отведена. Вне этой области он бессилен. Его участь – быть одновременно и высочайшим знанием, и изумительной глупостью, в зависимости от того, в каких условиях действует насекомое: в нормальных или в случайных».

Можно согласиться с Фабром, но лишь с одним «но». «Изумительную глупость», или, по-другому, иррациональность поведения, как она видится с точки зрения человеческой логики, зачастую приходится наблюдать не только в случайных, но и в нормальных обстоятельствах. В качестве яркого примера я описываю в книге систему размножения у императорских пингвинов. Вот что по этому поводу сказано в главе 9 моей книги. Приведу этот отрывок с небольшими сокращениями.

«Не будет преувеличением сказать, что этим не способным к полету птицам, расхаживающим в вертикальном положении и не уступающим размерами и ростом хорошо упитанному пятилетнему ребенку, принадлежит пальма первенства в почти необъяснимой приверженности производить потомство в ус ловиях, казалось бы полностью исключающих такую возможность. Хотя многие из существующих ныне 16 видов пингвинов гнездятся в Антарктиде и на островах в районе южного полярного круга, ни один из них, кроме императорского пингвина, не выбирает для размножения антарктическую зиму, когда отметка термометра может неделями держаться ниже –35 °С при скорости ветра до 50 м в секунду.

Гнездовые колонии этих мощных птиц, словно бы одетых в голубовато-серый атласный кафтан с белой манишкой и в черную маску, оставляющую открытыми ярко-желтые щеки, располагаются на ровных ледяных полях, которые сковывают прибрежные участки моря вскоре после наступления осеннего похолодания. В Антарктиде осень начинается в марте, и именно в это время императорские пингвины начинают собираться в местах своих традиционных гнездовий.