– Вот и ладно, – Орландо попытался снова поднять общее настроение. – Всему найдется свое объяснение. Главное, что тебя не узнали. Фотография слишком плохая. Под описание подходит половина людей на планете. Пока мы в безопасности. Как тебя сейчас зовут?
– Гектор Квиабама. А тебя? – Мино улыбнулся.
– Сеньор Эрнандо Лопез из Королевства Испании, – Орландо встал и поклонился.
Ховина Понс прибыла в «Резиденцию Санта Клара» в пять часов вечера на следующий день. Как обычно, она была бледная и серьезная, но с жаром поведала им о своем пребывании в удивительной Японии. Пока она рассказывала, щеки ее порозовели, а после бокала мадейры из бара священника она начала икать, хихикать, смеяться и размахивать руками, как возбужденный ребенок в свой день рождения.
Она тоже следила в газетах за героическими подвигами Мино и Орландо. Но японцы – люди своеобразные: произвести впечатление на них очень сложно, в своей болезненной стерильности и непрошибаемом спокойствии в сочетании со стоической религией и практическим материализмом, их не очень волновали новости о террористической группировке, целью которой было спасение дождевых лесов по всей планете. Даже после того как в результате акций Ховины погибло полдюжины самых влиятельных людей страны, японцы продолжали поливать свои бонсаи, карликовые деревья и потягивать сакэ из маленьких стопочек, словно ничего не случилось.
– Япония, – заключила Ховина, – крепкий орешек. И этот орешек надо не просто разгрызть, его надо стереть в труху. Вы знали, что именно Япония получает восемьдесят процентов дерева, которое добывается в дождевых лесах? В Японии лесов почти нет, при этом они используют очень много самых разнообразных материалов, лес и дерево в Японии имеют особый статус: дерево священно, оно окутано особой религией, и в то же время японцы не желают никаких средств для того, чтобы добыть необходимое. Они кланяются, кивают, притворяются милыми, но отправляют бульдозеры, экскаваторы и дистанционно управляемые электропилы в джунгли Борнео, Явы, в Камерун и на Амазонку, оставляя за собой пустыни.
Мино и Орландо с интересом слушали ее.
– Тут пригодилась бы еще одна атомная бомба, – пробормотал Орландо.
– Не одна, а десяток, – твердо сказал Мино.
Они ждали Ильдебранду. Сидели под гибискусом и нетерпеливо посматривали на улицу. Время давно перевалило за девять часов, стемнело. Они договорились встретиться именно в этот день. То, что кто-то из них приехал раньше, не имело никакого значения, но опоздание считалось недобрым знаком. Ильдебранда была в Испании. А Испания совсем недалеко.
В тот вечер Ильдебранда не приехала. Не приехала она и на следующий день. Мино, Орландо и Ховина постепенно мрачнели, сидя в саду священника и терпеливо ожидая Ильдебранду. Пока вся их группировка не соберется в полном составе, они не смогут выдохнуть.
На третий день, когда колокол церкви Святого Петра возвестил о начале вечерней мессы, у ворот остановилось такси. Из него вышла самая элегантная дама, когда-либо ступавшая на улицы Фуншала, – Ильдебранда Санчес.
– Матери моей предательницы надушенный пупок! – взорвался Орландо.
– Нерожденные дочери Таркентарка! – простонал Мино.
– Откровения Святого Луки! – прошептала Ховина, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы счастья.
Ильдебранда несколько раз обернулась вокруг себя на высоких шпильках, пытаясь понять, откуда слышатся эти родные ей голоса, и увидела скрытых гибискусом друзей. Мино, Орландо и Ховина бросились к ней, обняли ее и понесли на руках ее и ее багаж к столу, за которым сидели.
Мино принес из своей комнаты давно заготовленный поднос с плодами анноны.
Первые полчаса все говорили одновременно, перебивая друг друга, так, что ничего не было понятно. Затем Ильдебранда начала всхлипывать и вскрикивать, как попугай ара.
–
Слезы и тушь ручьями потекли по ее щекам, и Ховина принялась по-матерински вытирать их салфеткой.
Когда Орландо наконец выставил на стол две бутылки сверкающего и бурлящего розового вина, Ильдебранда рассказала свою историю.