Зоопарк на краю света

Проходя через мост, преподобный заметил, что у края дворика, под крупным горным выступом, одиноко стоит истощенная серая слониха. Она замерла напротив каменной стены – хобот низко опущен, взгляд глубоко посаженных глаз тусклый, равнодушный даже ко вьющимся вокруг зеленым мухам. Правую заднюю ногу опоясывала толстая, вся в пятнах ржавчины железная цепь; она так крепко впивалась в кожу, что заросла по краям грубыми мозолями. Другой конец цепи был намотан на деревянный кол.

Сердце преподобного словно рукой сжали. Он обернулся к смотрителю:

– А это еще кто? Почему ее не было в списке?

Немец не замедлил объяснить. Оказывается, в год, когда основали «Сад десяти тысяч зверей», заправлявший открытием сановник Дуаньфан решил задобрить вдовствующую императрицу и раздобыл для нее в Индии двух танцующих слонов. К несчастью, самец не смог привыкнуть к новому климату и вскоре умер, оставив беременную самку одну. Спустя некоторое время слониха родила малышку, которую назвали Счастливицей[23].

Когда Счастливице исполнилось три года, ее мать переела порченой пищи и померла от диареи. С тех пор и потекла одинокая жизнь юной Счастливицы, единственной слонихи в «Саду». С самого рождения ее взгляд был полон печали. Она ни разу не покидала свой «слоновий дворик» и уж конечно не умела угождать публике танцами. Большую часть дня она так и стояла напротив горы, неизвестно о чем думая. Однажды во дворик забрался мальчишка; Счастливица перепугалась и от страха принялась крушить все вокруг, так что работникам зоопарка пришлось заковать ее в железную цепь, чтобы она больше никогда не буянила.

Родись Счастливица на несколько лет раньше, она, возможно, стала бы звездой «Сада», но после смерти вдовствующей императрицы «Сад десяти тысяч зверей» столкнулся с серьезными финансовыми трудностями. Животные с нешуточным аппетитом, такие как Счастливица, превратились в тяжкую обузу. По словам смотрителя, зоопарку не хватало средств, чтобы кормить слониху досыта, поэтому ее суточный рацион урезали до самого минимума. Судя по ее виду, она со дня на день могла помереть с голоду, так что ее даже в список зверей на продажу не стали включать.

Преподобный долго стоял на краю дворика, долго глядел на слониху и наконец спросил немца, можно ли войти внутрь. После минутного колебания немец кивнул. Слониха была при последнем издыхании и вряд ли могла кому-то навредить, а ему не хотелось отказывать своему щедрому благодетелю.

Получив разрешение, преподобный отворил деревянную дверцу, через которую вносили еду, ступил в «слоновий дворик» и медленно приблизился к Счастливице. Та даже не шелохнулась: бушевать она давно разучилась, ее сил хватало лишь на то, чтобы не упасть, и она стояла, точно утратившее душу каменное изваяние.

Преподобный набрался храбрости, встал прямо перед Счастливицей и, сощурив глаза, начал внимательно ее разглядывать. Ему уже доводилось видеть слонов в берлингтонском зоопарке. По сравнению со своими сородичами Счастливица была невероятно худой, казалось, от нее остались лишь кожа да кости.

Словно по велению неведомого голоса преподобный Кэрроуэй протянул руку, погладил шершавую, испещренную трещинками слоновью кожу, отогнал проворными пальцами мух. Прошло не более минуты; вдруг крупная прозрачная слеза выкатилась из глаза Счастливицы и капнула на усеянный пометом песок. Преподобный несколько удивился, но руку не отнял, гладя вокруг глаз, гладя уголки рта, опущенный хобот и похожие на пальмовые веера уши.

Трудно сказать, сколько прошло времени, только огромное тело Счастливицы вдруг дважды пошатнулось, передние ноги подкосились, и слониха рухнула на колени. Был полдень, и из расщелины, которую Счастливица прежде загораживала, брызнул солнечный свет, пролился между слоновьей головой и преподобным, окутал животное и человека священным золотым сиянием.

Может быть, слониха упала на колени, потому что вконец обессилила, не устояла на ногах, и никаких потаенных смыслов в ее движении не крылось. Но преподобный Кэрроуэй тотчас залился слезами. Он не сомневался, что ему был послан знак – он услышал, как в последний раз взывает о помощи измученная душа.

Он похлопал Счастливицу по боку и решился на безумный поступок.

– Поехали-ка со мной в Чифэн, – пробормотал он. – Там наша с тобой земля обетованная.

Счастливица будто поняла его слова. Она с трудом согнула хобот и пальцеобразным отростком на его конце легонько коснулась лба своего нового хозяина – учитывая ее нынешнее состояние, этот жест поистине дорогого стоил. Пролитые слезы увлажнили темные глаза, и оттого в них словно бы робко заискрилась жизнь. Преподобный Кэрроуэй опустил голову: ему захотелось освободить несчастное создание от железных оков, но, присмотревшись, он обнаружил, что цепь слишком глубоко впилась в кожу, вросла в плоть, начнешь отстегивать – хлынет кровь. Пришлось ему отказаться от этой затеи.