Зоопарк на краю света

На седьмой день Сяомань, проснувшись, увидел рядом с собой уставшего с дороги ламу. Хотя мальчик никогда раньше не встречал этого человека, он сразу понял, кто это, и позвал его по имени:

– Шагдар.

На Шагдаре была все та же ветхая кашая, взгляд был задумчивый, глубокий. Он протянул руку, погладил Сяоманя по голове, затем нагнулся, длинным пальцем разворошил песок с золой и обнаружил неизвестно когда проросшую травинку. У тоненького, слабого стебелька были, однако, крепкие корни, и он выпрямился над этой землей, где отроду ничего не росло, горделивый, как дзасак.

Шагдар лег на живот, коснулся губами росинки на стебле, а потом встал на колени и поклонился. Только тогда ребенок заметил, что у ламы на плече сидит волнистый попугайчик. Сяомань торопливо спросил, не видел ли Шагдар преподобного Кэрроуэя. Шагдар поднес палец к губам:

– Да, да, – проговорил он тихо, – они уже улетели.

Затем, хрипло напевая, он ушел своей легкой походкой.

Тем же вечером в Брангсере вдруг ни с того ни с сего случился пожар, такой сильный, что монастырь сгорел чуть ли не дотла. После на полу нашли длинный след из золы, похожий на останки питона. Рядом со «змеей» валялась опрокинутая лампада. Быть может, питон из «Ноева зоопарка» и правда заполз внутрь, задел лампаду и ненароком поджег Брангсер. Вот только один сторож твердил, что видел до пожара, как из монастыря вышел бандит Жун Саньдянь – вышел и в окружении стаи диких волков скрылся с глаз долой.

Начальнику Ду пришлось снова выдать ордер на арест, но разбойника так и не удалось поймать.

Услыхав новости о монастыре, чифэнцы почти единодушно решили, что ламы получили по заслугам. Они вспоминали, с каким неистовством врывались в зоопарк, и недоумевали, что на них нашло. Немного погодя вскрылись новые факты, и старый лама наконец признал, что это он запустил сплетни про «Ноев зоопарк». Скандал был на весь округ; из-за него ламы потеряли практически всякую надежду на восстановление монастыря, и вскоре землю, на которой стоял Брангсер, продали иностранной фирме, торговцам пушниной.

Многих огорчало, что им никогда больше не побывать в «Ноевом зоопарке» – вряд ли в Чифэне мог появиться второй преподобный Кэрроуэй, упрямый и наивный человек со столь же смелыми планами. Но вот наступило полнолуние, серебряный свет вновь окутал весь город. И каждому его жителю приснился один и тот же невероятный сон.

По серебристо-белой ночной степи шел впереди облаченный в черную рясу миссионер, за ним следовали обитатели дальних краев: слониха, лев, тигровые лошади, павианы, попугай и питон. Бессчетные невидимые птицы хлопали крыльями в небе, легкий ветерок налетал на невесомые облака, заставляя их постоянно менять форму, и казалось, что это не облака, а танцующая девушка – своим танцем она словно указывала путнику и его зверям дорогу. Кругом было тихо-тихо; в лунном свете и животные, и человек превратились в величавые черные силуэты, которые на фоне гигантской луны прошествовали вдоль линии горизонта и скрылись в глубине степи.

С тех пор и пошли по степям Восточной Монголии легенды. То тут, то там проносился слух, мол, какой-то арат повстречал преподобного Кэрроуэя с животными. Процессия появлялась вдалеке, двигалась медленно, а куда держала путь – неизвестно. Кое-кто добавлял, что слышал при этом пение Полоумного Ламы и видел, как белая шаманка пляшет цагаан-элээ, а еще порой говорили, что после того, как странники удалялись прочь, люди находили в грязи отпечатки лап Древнего Волка.

Когда все горожане одновременно видят сновидения, у города появляется свой собственный мир снов. Исчезнувший «Ноев зоопарк», все равно что нависшее над степью облако, накрыл людские сны своей тенью. Даже спустя много лет, когда зоопарк уже забылся, а Пески у подножия Хуншань стали тучными лугами, воспоминания из мира снов упрямо переходили из поколения в поколение.

Нередко один и тот же сон снился здешним младенцам; они не могли никому о нем рассказать, не умели описать увиденное, а когда они подрастали и начинали разговаривать, сон улетучивался из памяти. И все же глубоко в подсознании оставались очертания некого места, где множество животных живет в мире и согласии, а в небе над ними летают птицы.

Сяомань благодаря помощи харачинского князя стал впоследствии выдающимся ученым-натуралистом и выпустил немало научных трудов, посвященных степи. Он все время путешествовал по степям Монголии – не столько ради исследований, сколько ради своих неустанных поисков. Но что именно он пытался найти – и нашел ли – никто не знал.

Прошло много лет. В последние минуты жизни седой Сяомань, глядя в потолок, вдруг светло улыбнулся, сложил губы и затрубил как слон.

И стало так