Зоопарк на краю света

Вдруг над зоопарком потянулась вверх струйка черного дыма – по всей видимости, кто-то поджег часовню. Весны в Чифэне были засушливые, из расщелины в горе Хуншань дул сильный ветер; порывы ветра подхватили огонь, и он быстро перекинулся на другие постройки. Зоопарк вмиг заволокло клубами дыма, началась суматоха. Задор погромщиков тотчас поугас, они растерялись, не зная, прятаться им или доводить дело до конца.

Посреди черного дыма и пламени раздался оглушительный рык. У главного зачинщика дебоша, брангсеровского ламы, задрожали руки, бронзовый колокольчик выпал из пальцев. В толпу, улучив момент, со всей свирепостью дикого зверя ворвался Стражник.

Люди в страхе ударились врассыпную, чтобы не угодить в львиную пасть. Ямэньские полицейские спешно схватились за оружие и открыли стрельбу. Пули ранили Стражника в лопатку и заднюю лапу, царь зверей зарычал от боли и взъярился еще пуще. Полицейские палили без остановки: из-за пелены дыма они не могли прицелиться, поэтому дали с десяток с лишним залпов, пока могучая фигура хищника не рухнула на землю.

Сяомань с криком примчался на подмогу, закрыл собой Стражника и зарыдал, царапая и кусая тех, кто пытался к нему подойти. Полицейские еле оттащили его в сторону и двинулись дальше.

Они по-прежнему держали оружие наготове, ведь каждый чифэнец знал, что кроме льва у миссионера есть слониха Счастливица, зверюга, с которой труднее всего сладить.

И тут полицейские заметили, что преподобный Кэрроуэй, которого они оставили лежать на земле, куда-то пропал.

Бегать за ним по зоопарку было уже некогда: найдя, чем подпитаться, пламя выросло и разбушевалось. Оно напоминало разверстую пасть Древнего Волка, пожирающего все, что попадется ему на пути. Постройки вокруг были деревянными, и в скором времени весь зоопарк оказался во власти жаркого огня, чьи красные языки взметнулись к небу. Издалека казалось, что возле горы Хуншань появилась ее живая уменьшенная копия.

К счастью, пожар случился не в городе, а в Песках, где кроме зоопарка ничего не было. Когда сгорело все, что могло гореть, огонь наконец сердито потух. Не простоявший и года зоопарк превратился в обугленные руины.

Полицейские осмотрели место происшествия. Труп Стражника раскинулся прямо под аркой, обгорелый до черноты, как и звезда над ним. Обыскав пепелище, полиция, как ни странно, не нашла больше ничьих останков, ни звериных, ни человеческих. Счастливица также загадочно исчезла.

Показания очевидцев разнились. Одни говорили, что миссионер давно отпустил других животных и от зоопарка оставалась одна пустая оболочка; другие утверждали, что священник отвел слониху к Инцзиньхэ, где оба бросились в волны – по воде пошли огромные пузыри; третьи уверяли, что эти двое приняли свой истинный облик – злого духа и демона – затем обернулись черным дымом и, пока все отвлеклись на пожар, улетели в небо. А один ребенок сказал, что сам видел, как слониха Счастливица подняла хоботом бесчувственное тело преподобного, бережно положила себе на спину, покинула Пески и медленно направилась в сторону степи.

В конце концов найти удалось только Баатара, тигровую лошадь. Баатар давным-давно оборвал поводья и умчался пастись у подножия Хуншань. Ламы, как безоговорочные победители, хотели увести его с собой, но им помешала прискакавшая из харачинской резиденции Саран Оюун.

Девушка объявила, что тигровую лошадь забирает князь, и ламам волей-неволей пришлось отступить. Саран Оюун обняла Баатара за шею и залилась слезами, отчего тот заржал и недоуменно потоптался на месте. Шаманка вернулась с ним к развалинам зоопарка и вновь закружилась в танце цагаан-элээ.

На сей раз ее движения были мягкими и печальными, а взгляд – глубоким, как будто она не танцевала, а делала подношения душам усопших. Лишь ее покойная мать поняла бы истинное назначение этого цагаан-элээ – указать душам дорогу в мир снов. Так умершие могли попасть в сновидения тех, кто по ним тоскует, и жить в них вечно.

Вернувшись в резиденцию, Саран Оюун рассказала обо всем князю. Начальник округа испугался, что поднимется шумиха, и устроил показательный суд над брангсеровцами, обвинил лам в подстрекательстве к беспорядкам, провоцировании скандала и наложил на них солидный штраф. По «Ноеву зоопарку» отчитались просто: списали на несчастный случай.

Невероятно, но после пожара из голой земли Песков вдруг проклюнулись, покрыв руины, зеленые травинки. Старики-араты говорили, что зола – отличное удобрение, мол, кто знает, может, на следующий год пепелище превратится в цветущий оазис.

Сяоманя положили в больницу. Когда мальчик поправился, он пришел туда, где был зоопарк, и горько заплакал на его останках. Саран Оюун хотела забрать Сяоманя в Харачин, но тот отказался. Именно тогда шаманка с изумлением обнаружила, что ребенок лишился своего таланта – дара общения с природой.

Сяомань не покидал руины; каждый вечер он брал ветку и рисовал на песке фигуру слона, после чего сворачивался внутри нее калачиком.