Зорге. Бой без выстрелов

— Как я уже сообщал, будущий год ожидается в генеральских кругах Токио как год «особого символа». В 1936 году заканчивается выполнение плана реорганизации и перевооружения японской армии, и она должна, по мнению «молодых офицеров», начать большую войну.

Урицкий от переносицы к вискам потер веки, поднял на Рихарда внимательные, строгие глаза:

— Смысл всей вашей работы в Токио — отвести возможность войны между Японией и СССР. Главный объект — германское посольство.

Зорге молчал. Пауза затягивалась. Теперь на него внимательно и строго смотрели все трое.

Урицкий снова провел пальцами по векам:

— Я понимаю. Спецкомандировка затянулась. Хорошо… Кто–нибудь сможет заменить вас в Токио и возглавить операцию «Рамзай»?

Зорге задумался. Потом твердо сказал:

— Нет. Потому что самое важное — связи в германском посольстве. Особенно с военным атташе Оттом. — И, горько усмехнувшись, процитировал: — «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!..» Когда, товарищ комкор?

— Мы не имеем права терять ни дня.

Встал и направился к двери до этого все время молчавший Василий:

— Сейчас я представлю тебе нового твоего радиста. Золотые руки. Впрочем, ты отлично знаешь его по Шанхаю.

Он открыл дверь, позвал. В комнату вошел широкоплечий человек. Это был Макс Готфрид Клаузен.

Да, Рихард впервые встретился с ним еще в начале 1930 года в маленькой гостинице в квартале Тонкю, на окраине Шанхая. «Коммивояжер» Макс Клаузен был испытанным коммунистом, превосходным механиком и радистом. Он сам мог быстро собирать портативные и мощные рации. Все два года, которые Рихард работал с Максом в Китае, связь с Центром была бесперебойной.

За окнами, выходившими вровень с тротуаром в переулок, уже шуршало утро. Шаги первых прохожих и изломанные тени, в такт им проползающие по стене. Мерные вздохи метлы — дворничиха Паша уже заступила на свой пост. За домами торжествующе прогудел первый троллейбус.

— Ты не спишь?

— Не сплю…

На столе и на стульях разинули пасти чемоданы

— Я не мог иначе…

— Не надо… Я понимаю.

Потом, молчаливо укладывая чемоданы и боясь моргнуть, чтобы не заплакать, Катя сказала:

— Я догадываюсь, какая у тебя там работа. Почему только ты?

— Нет, не я один.

— Ты не понял. Я тоже хочу с тобой.

— Это невозможно.

— Почему?

— По очень, очень многим причинам… И еще потому, что там мне нужна железная выдержка. Я должен подчинять все одной цели, выполнению одного дела.

— Хорошо, Ика… — Она молчала. — Ты прав. Тебе пришлось бы заботиться не только обо мне. О двоих…

Он сначала не понял, потом схватил ее за плечи, притянул к себе:

— Да?

Она почувствовала торжество и радость в его голосе. Улыбнулась:

— Кажется, да.

Она никогда не видела его таким счастливым, как сейчас.

— Великолепно! Ты не можешь себе представить, как это великолепно! Что бы ни было, что бы ни случилось, но маленький мой, наш, будет жить на земле!

Он говорил, обрывал фразу на полуслове. Он радовался и горевал, что осталось всего несколько часов. И что он не будет здесь, когда их ребенок появится на свет. Что он ничем не сможет помочь. Что он будет тревожиться и ничего не знать долгими месяцами.

— Я хочу, чтобы у нас была дочка. Девочка — это к миру. Мы назовем ее, как тебя. Обязательно…

Он так разволновался, что теперь уже Катя успокаивала его. Да, все сбудет хорошо. Он может быть спокоен.

У дома уже сигналила «эмка».

27

В политических кругах Токио атмосфера накалялась. Зорге отсутствовал всего несколько недель, но за это время в японской столице произошли большие изменения.

Рихарду все яснее становилось, какие силы пытались влиять на внешнюю политику Японии. Различные партии капиталистических концернов и земельных магнатов и фашистские организации группировались в два лагеря, между которыми развертывалась ожесточенная борьба. Одна группировка — это «блок сановников», или «умеренных», возглавляемая главным советником императора князем Сайондзи. Она выступала против немедленного нападения на Советский Союз. Конечно, не потому, что боролась за мир — просто «умеренные» считали, что Япония еще не подготовлена к большой войне и нужно подождать, пока начнется нападение на СССР с Запада. Во главе другой группировки стоял генерал Садао Араки, бывший военный министр, лидер военно–фашистского движения в Японии, идеолог «молодого офицерства». Он злобно ненавидел Россию. У Араки были на то и личные причины: еще в 1916 году он был арестован в Иркутске как шпион. Теперь генерал открыто поддерживал белогвардейцев, разжигал антисоветские страсти. А главное — он требовал немедленно начать «континентальную войну», бросить японскую армию на Монгольскую Народную Республику и Советское Приморье. Араки в противовес «умеренным» доказывал, что каждый упущенный день ухудшает шансы на победу. Конечно же, генерал Араки — рьяный сторонник сближения с гитлеровской Германией.

Итак, какая группировка возьмет верх?..

— Ты сам понимаешь, дорогой, что я лично делаю ставку на Араки, — доверительно сказал Рихарду Отт. — Чем скорее произойдет японский «поджог рейхстага», тем лучше!

Он засмеялся.