Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона

Князь Альбрехт фон Урах также числился среди тех друзей, которых завел Зорге в первый же год пребывания в Японии. Урах, прибывший в Токио в 1934 году в качестве корреспондента газеты Volkischer Beobachter, еще в Германии прочел некоторые статьи Зорге и горел желанием познакомиться с ним. После встречи он обнаружил, что Зорге — типичный берлинец, проницательный, резкий, буйный, шумный, любитель выпивки и женщин. На первый взгляд эти двое, князь и Зорге, имели мало общего. Урах, принадлежавший к вюртембергской знати, был куда более элегантным и куда менее необузданным, чем Зорге, но он был беспечным и добродушным, а также намного моложе Зорге и менее опытным как журналист.

В конце весны 1934 года, ко времени своей первой в Японии встречи с Одзаки, Зорге уже имел совершенно определенную репутацию в немецкой общине. Его считали энергичным журналистом с особым даром понимания Дальнего Востока. И любителем дорогой, изысканной кухни «Империал-отеля», не чурающимся и злачных мест попроще.

Если чего и хватало в Токио, так это «западных» кафе-ресторанов и баров, и это вдобавок к чисто японским центрам отдыха и развлечений.

Два из них — «Фледермаус» и «Рейнгольд» — особенно нравились Зорге. Оба заведения принадлежали немцам и обслуживались официантками-японками, и оба находились в районе Гиндзы. «Фледермаус» — довольно маленькое, тускло освещенное кафе, в котором стояли четыре столика и работали две-три официантки. Фридрих Сибург, писатель, много раз встречавшийся с Зорге во время своих наездов в Японию, оставил весьма реалистичное описание «Фледермауса»:

«Это была унылая, мрачная дыра с грязными, вытертыми сиденьями, покрытыми неким подобием гобелена. Здесь не было ничего японского, за исключением одной-двух низкого пошиба девиц-официанток, которые обычно приходили и садились рядом с посетителями, обнимая их руками за шею и неестественно хихикая. Японцы вряд ли посещали подобные места, и для меня оставалось загадкой, как человек с таким вкусом, как у Зорге, мог часто посещать подобную дыру».

Князь Урах также вспоминает «Фледермаус» как «прокуренный, непривлекательный бар», где Зорге часто напивался, «проходя все возможные фазы опьянения: поднятие духа, слезливую жалость, агрессивность, манию преследования, манию величия, горячку, полубессознательное состояние и, наконец, мрачное, унылое состояние одинокого похмелья, от которого можно было избавиться лишь с помощью еще большего количества алкоголя».

Пьянствовавшие в баре «Империал-отеля», в «Рейнгольде» или «Фледермаусе» или в «отелях» на побережье Хоммоки близ Иокогаты, Зорге и его друзья-холостяки стали известны полиции как «балканский клуб».

Фактически все разведданные, полученные Зорге в 1934 году и за шесть месяцев 1935 года, были отправлены в Россию с курьером, поскольку радиосвязь, которой ведал «Бернгард», практически не действовала. «Я мог отправить лишь самое короткое сообщение, — признавался Зорге, — и то очень редко».

В мае 1935 Зорге получил приказ вернуться в Москву. «В ходе моего визита в Москву в 1935 году я получил разрешение снабжать посольство определенным количеством информации, с тем, чтобы укрепить свои позиции. Причем решение вопроса, какую именно информацию передавать и когда, было оставлено на мое усмотрение. Но я обещал Москве, что ограничу подобную информацию до минимума».

Зорге добивался и получил согласие своего начальства на признание Одзаки полноправным членом своей группы, а также потребовал заменить радиста «Бернгарда» Клаузеном или Вейнгартеном.