Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона

Зорге утверждал, что, начиная с 1936 года, его мнение имело значительный вес в германском посольстве, и можно было не сомневаться, что его репутацию еще более укрепило верное истолкование февральского мятежа, которое могло бы оказаться поверхностным и незначительным, если бы не помощь Одзаки и Мияги.

Конечно, первой заботой Зорге было подготовить отчет для Москвы. Советский интерес к февральскому мятежу можно было выразить серией вопросов. Например, до какой степени этот взрыв отразил то глубокое недовольство, что было характерно для страны в целом? Каковы были цели, экономические и политические, молодых офицеров? Не приведет ли мятеж к ослаблению власти и снижению престижа японской армии? Какое влияние окажет это событие на направление японской внешней политики? Обострит ли оно или умерит антисоветские настроения в Японии?

И Зорге дал Москве ответы на эти вопросы:

«Я взял на себя труд следить, чтобы наша информация просеивалась как можно тщательнее, и лишь то, что я считал существенным и абсолютно достоверным, я отправлял в Москву… Эта способность отбирать материал и давать общую оценку или давать общую картину происходящего — необходимое условие для получения истинно ценных разведданных, и достигнуть этого можно лишь с помощью серьезного и тщательного изучения. Повторяю, никто не должен думать, что наша работа заканчивалась сразу же, как только отчет передан по радио. Подобные послания составляли лишь одну из многих фаз нашей разведдеятельности, и, уж конечно, не главную. Я отсылал в Москву огромное количество почты с нерегулярными интервалами, которая включала в себя не только документы и другие материалы, но также отчеты, написанные мною… И отчеты эти представляли собой серьезные и тщательные попытки составить на основе обильной информации и исследований точную и объективную картину нового развития событий и общей ситуации в течение нескольких прошедших месяцев. Такие утомительные, трудоемкие отчеты никогда нельзя было бы составить без всестороннего изучения страны и исчерпывающих знаний. В отличие от Берлина или Вашингтона — Москва слишком хорошо знала Китай и Японию, чтобы ее можно было легко провести. Советский уровень знаний дальневосточных дел был много выше, чем у американского и германского правительств, и Москва требовала, чтобы я посылал систематизированные, всесторонне обоснованные и тщательно спланированные отчеты с интервалом в несколько месяцев».

Через несколько лет, в ходе последнего этапа войны на Тихом океане принц Коноэ во время частной аудиенции во дворце сказал императору что он пришел к выводу что радикальные молодые офицеры тридцатых годов сознательно или нет, но оказались инструментом в руках международного коммунизма.

Именно Одзаки разъяснил Зорге связь между мятежом и экономическими трудностями, переживаемыми сельскими районами Японии. Однако лишь майор Шолль, недавно прибывший помощник военного атташе в германском посольстве, сумел ознакомить Зорге с немецким переводом засекреченной статьи о жалобах, написанных двумя уволенными из армии офицерами, ставшими впоследствии зачинщиками мятежа. Шолль, произведенный в подполковники после своего прибытия в Токио в январе 1936 года, очень скоро стал одним из близких друзей Зорге, поскольку Зорге узнал, что Шолль служил на Западном фронте рядовым, причем в тех же войсках, что и сам Зорге.