Зорге

Возможно, такое распределение ролей в показаниях Зорге объяснялось не только попытками нашего героя снизить уровень ответственности своих товарищей за работу в разведке. Когда-то Зорге мечтал стать «апостолом революции», и сейчас он не без удовлетворения констатировал, что по крайней мере для своих товарищей он и стал таковым. Он – Рихард Зорге являл для них собою зримое воплощение в первую очередь идеала революционера, коммуниста, борца за мир, а уж потом – разведчика. Он был учителем, мучеником и миссионером, а вся группа «Рамзая», или, как позже стали называть ее англоязычные журналисты, «Кольцо Зорге», функционировала по принципу планетарной системы Сатурна: Зорге находился в центре не только всех событий, но и орбит своих спутников, и без него, без его притяжения многие агенты вообще не стали бы заниматься разведывательной деятельностью. Он – Зорге – ставил задачи, направлял и корректировал орбиты их решений, освещал им путь, вдохновлял, организовывал, поощрял и наказывал. Ему было чем гордиться. А обвинителям нашлось чем заняться, разбирая эту систему, высчитывая орбиты, освещая теневые стороны и устанавливая погрешности в модели.

Надеялся ли Зорге, что следствие и суд внезапно прервутся из-за желания Советского Союза вытащить своих разведчиков из токийской тюрьмы? В этом нет никаких сомнений. Хорошо помнивший шанхайское дело Нуленсов, Зорге наверняка мечтал о том, что за него будут бороться с неменьшим упорством. Полицейский инспектор Охаси, оставивший многочисленные и весьма противоречивые воспоминания (противоречивые настолько, что верить им или нет – не самое простое решение каждого), писал, что, во-первых, Зорге вскоре после ареста попросил сообщить о нем в советское посольство – «Сержу», то есть майору В. С. Зайцеву из легальной резидентуры военной разведки. Можно ли верить в то, что «Инсон», тщательно избегавший обозначения своей принадлежности к советским спецслужбам, назвал имя агента, при том, что полиции именно оно было известно из расшифрованных радиограмм Клаузена?

Во-вторых, по словам того же Охаси, Зорге всю первую зиму после ареста верил, что лично знавший его по работе в Германии Самуил Лозовский, ставший теперь заместителем наркома иностранных дел и курировавший в таком качестве Дальний Восток, предпримет все усилия для того, чтобы спасти старого знакомого. Непонятно, зачем и почему Зорге поделился такими надеждами с полицейским, его арестовавшим, но в любом случае они остались лишь несбыточной мечтой…

15 декабря 1942 года судьи закончили процедуру ёсин в отношении группы Зорге и вынесли обвинение. Судья Накамура, запутанный показаниями главного обвиняемого, придумал формулировку, согласно которой с 1929 года Зорге являлся сотрудником «Секретного отдела ЦК ВКП(б)» и подтвердил: «Обвиняемый является лицом, действия которого были направлены к осуществлению целей Коминтерна».

После этого решения дело было передано на рассмотрение суда второй инстанции – началась процедура кохан. Обвинение в нарушении упомянутых четырех законов грозило жестоким наказанием. Перед Зорге и другими членами группы впервые явственно и совершенно отчетливо проступила перспектива смертной казни[711].

Глава сорок восьмая В ожидании смерти

Всю зиму 1942/43 года и начало весны обвиняемые ждали суда по процедуре кохан, то есть с участием судьи-председателя, двух судей, прокуроров и – впервые с начала следствия – адвокатов. Правда, в соответствии с японским законодательством того времени, адвокаты не имели права отклонить представленные судьей ёсин обвинения или подвергнуть сомнению его систему доказательств, так что работа группы Зорге на Коминтерн уже принималась как факт. Да и другие права адвокатов были существенно урезаны. Одзаки Хоцуми очень точно рассказывал жене о положении своего защитника: «Адвокат Кобаяси – это единственный человек, который сидит на стуле позади меня. Кобаяси-сан ведет дело торопливо. Это достойно сожаления. Как видно, его принуждают к тому, чтобы рассмотрение дела было практически лишено защиты»[712].

После нескольких неудачных попыток назначить судейскую коллегию дело было передано в руки судьи Такада Тадаси. Адвокатов должен был назначить суд, выбирать их имел возможность только Одзаки. Однако он и его семья отказались от такой привилегии. Друг Одзаки Мацумото Синъити говорил позже, что сторонники Одзаки понимали, чем грозит обвиняемому суд, и не надеялись на мягкий приговор. Они «…думали главным образом о том, как бы затянуть процесс, ибо рассчитывали, что таким путем удастся сохранить жизнь Одзаки до поражения Японии… В этом случае можно было бы надеяться на освобождение Одзаки в числе всех политических заключенных». Фактически же «группа поддержки» Одзаки отказалась от борьбы за него, надеясь, что дело затянется само собой, и тот же Мацумото потом признавал: «Очевидно, это была наша непоправимая ошибка. До настоящего времени я не могу не вспоминать об этом с невыносимым страданием».