Зори лютые

А дьяк Морозов едва в Москву заявился, немедля к великому князю поспешил. Жена отговаривать пыталась: «Куда к ночи? Утро будет. Оно и мудреней, чать без передыха…» Но Морозов отмахнулся: не твоего, бабьего, ума дело. Не с гулянки, из города-то какого, Бахчисарая прибыл, про посольскую службу до другого дня таить негоже. Егда еще вести нерадостные привезли, и о них государю немедля изложить надлежит.

Ждут боярин с дьяком, а Василия все нет. В горницу заглянул дворецкий Роман, пробурчал недовольно:

– Государь в Воробьевом сельце заночует, так что не сидите попусту.

Поднялись Версень с Морозовым, покинули хоромы. Темень. Постояли, пока глаза свыклись, за ворота кремлевские вышли. Версень шагал чуть впереди, придерживая рукой полу шубы. За ним, с трудом поспевая, семенил Морозов.

– Боярина-то Родивона Зиновеича великий князь в Белоозеро упек! – повернув голову вполоборота, прокричал Версень. – А род бояр Твердевых древен, от Рюриковичей, и роду княжескому не уступит…

Дьяк отмолчался.

– Оглох, поди, – сплюнул Версень.

Морозов отстал, свернул в улицу, а Версень шагал, бубнил под нос, ругал дьяка и ему подобных:

– Время какое настало. Не бояре, дьяки да служилые люди у великого князя в чести. Великий князь боярами помыкает, ни во что не чтет…

* * *

Не колымагой, а легким открытым возком въехал государь в село. Кособокие избы, крытые потемневшей соломой, вросли в землю, топятся по-черному. Редкие окошки затянуты бычьими пузырями.

Весной в крестьянских избах голодно, пустые щи – и те в редкость.

Василий из возка поглядывает. На взгорочке мальчишка греется. Из-под рваной рубахи лопатки выпирают. Стоит мальчишка на ногах-соломинках, от ветра качается, прозрачное лицо светится насквозь.

Обогнали старуху. Босая, согнувшись под вязанкой хвороста, еле плетется. Из избы вылезла баба, от водянки распухла, лицо в гнойниках.

Отворотил голову Василий, Михайло Плещеев рядышком сидит. Сказал спокойно:

– По весне завсегда так.

– С зимы надобно придерживать на весну, – нахмурился Василий. – Ан сожрут все по осени, а опосля страждут.

Возок вкатился на княжеское подворье. Навстречу выбежал старый тиун Дормидонт, из худосочных бояр, помог великому князю вылезть. Тут и ключница вертится, трясет телесами.

– Сказывай, Матрена, чем потчевать собираешься? – с усмешкой спросил Василий.

– Пироги с рыбой, батюшка осударь, да зайчатина с луком. Еще лапша с утятиной и гусь жареный.

– Ну, отведаю, не разучилась ли стряпать. А ты почто, Дормидонт, рылом в землю уставился? – Повернулся он к тиуну. – Либо грех за собой чуешь? Аль государю не возрадовался?

– Как не рад, государь, рад…

– Он, батюшка осударь, запечалился, – поспешила вмешаться ключница. – Воровство у нас случилось, истый разбой.

– О чем мелешь, Матрена? – грозно спросил Василий и взглянул на тиуна.

Тот на великого князя глаза поднял.

– Беда, государь, пошалили тати в амбаре.

– Много взято?

– Да не так и много. Мер десять жита да солонины кусок.

– Выводил ли смердов на правеж?

– Государь, честны смерды. Не возьмут они, – робко возразил тиун.

Василий оборвал:

– Вишь ты, холопам потакаешь, Дормидонтка?.. Каков заступник! Отчего бы, а?

Понурил голову тиун, не ответил.

– Завтре, с зорьки, смердов на правеж да избы самолично обшарь, вора сыщи. Наперед знай, Дормидонт, мне жалостливый тиун ненадобен. – И позвал Плещеева: – Пойдем, Михайло, ужо отведаем Матрениных пирогов…

За столом великий князь потешался до слез. Михайло Плещеев на карачках по полу лазил, скоморошничал и кривлялся.

Глава 11 Конец псковского веча

В Новгород! Псковичи. Жалобы псковские. Псковское вече. Государь едет!

Великий князь держал путь в Новгород. Дорога неблизкая, да нужда заставила. Воевода Щеня из Новгорода в который раз уведомлял: псковичи наместником Репней-Оболенским недовольство кажут.

Может, великий князь и не придавал бы значения тем жалобам, коли б не последнее письмо от Щени. Писал воевода, Репня-Оболенский Псков покинул и Щенины пороги обивает.

С государем в Новгород и Курбский выехал. Неохота князю Семену в Пскове садиться, но как великому князю перечить?

Растянулся поезд. За государевой колымагой колымаги бояр, обоз со снедью и разной утварью. Государев поезд сопровождали служилые бояре конно и пищальники.

У Василия лицо озабоченное, на челе морщины глубокими бороздами. Раньше случалось, Москву покидал, тягости большой не чуял. А нынешний поезд растревожил. Что занозу в сердце вогнал. Василию причину не искать, знаком. Молодая княжна Елена разбередила государю душу.

Василий вздохнул, потер лоб.