Зори над Русью

Василий Данилыч пуще прежнего принялся приглядываться к Боброку и чем дальше, тем тверже говорил себе: воин! По всем статьям воин!

А однажды летним утром Василий Данилыч и совсем в том уверился. Смотрел он со своего гульбища на трудовую суету. Все было, как всегда. Стучали каменщики, обтесывая камень. Над ними стоял клуб белой пыли. По лесам вереницами ползли носильщики — тащили камень наверх. Над башней покачивалась бадья с известковым раствором, поднятая векшей — подъемником.

Вдруг откуда ни возьмись стариковской рысцой, но все же довольно резво вдоль стен пробежал зодчий Лука. Что крикнул мастер, Василий Данилыч не разобрал, видел только, что рабочие, бросая работы, спускались с лесов, отходили прочь, садились на траву и все глядели на стены.

«На что они пялятся?» — ломал голову Василий Данилыч. А тем временем к башне подошел отряд воинов–лучников. Впереди старый знакомец Василия Данилыча, которого боярин спокойно видеть не мог, — Семен Мелик. Но сейчас боярин и отворачиваться забыл. Семен провел своих людей в башню. Следом на верх стрельни поднялись князья и молодые бояре. Все поглядывали на Волынца, тот расставлял лучников за зубцы башни и к бойницам верхнего боя, что–то толковал Семену, показывая перстом на соседнюю башню. Потом они разошлись. Семен поднялся на верх башни к своим людям, схоронился за зубцами, а Боброк ушел внутрь стрельни. Василий Данилыч разглядел — воины за зубцами подняли луки, натянули тетивы и замерли.

Несколько мгновений было тихо, но вот над Кремлем пропела труба, и тотчас дверь, ведущая из башни на стену, распахнулась с железным лязгом, и Боброк во главе отряда воинов бросился по верху стены к соседней башне. Сверху на нее обрушился град стрел.

Орали воины, бежавшие по стене, снизу неслись крики рабочих, а над всем этим гамом слышался отрывистый крик Мелика:

— Живей стреляй, ребята! Целься! Целься! Что вы, черти, как попало стреляете!.. Кончай!

Василий Данилыч увидал, что Боброк добежал до башни и стрелы могли задеть его людей. Несколько мгновений, и по лестницам, которые притащили воины Волынца, они добрались до зубцов стрельни.

Василий Данилыч только ахал, хлопая себя по бокам:

— Ах, удальцы! Ах, хитрецы! — Вдруг за спиной он услышал фырканье, кашель. Боярин оглянулся. Увидел — хохочет Прокопий Киев.

— Ты чего?

— Смехота, ей–богу! Как малые робяты, тешатся.

Василий Данилыч отошел от перил, нахмурился.

— Погляжу я на тебя, Прокопий, дурной ты. Ну, чего ржешь? — передразнил: — «Малые робяты», как бы не так. Ты гляди, как они кремль построили. Одну башню ворог захватил, с двух соседних ее стрелами засыплют. Видал, как били? Тут не игра, а большая премудрость!

— Ну да, премудрость!

— Да пойми ты! Каждая захваченная башня под обстрел двух других попадает, и тут же по стенам на приступ. Вишь, Боброк проверял, далеко ли бежать да хорошо ли лучники пошедших на приступ стрелами прикроют.

— Ладно, ладно, разумник, твоими бы устами да мед пить. А на мой взгляд, те, что на приступ пошли, так на стенах и лягут.

— Не добегут?

— Вестимо, перебьют их.

— Это ты врешь! Сам видел: в каждую бойницу по десятку стрел влетело. Из осажденной стрельни носа не высунешь.

— Ишь насел, — отмахнулся Прокопий Киев, — ну, право, будто я стрельню захватил. Ну, влетело и влетело. Не нам эти башни защищать. Ты лучше взгляни, что в Кремле деется.

Василий Данилыч взглянул вниз. У Тайницкой башни тесно сгрудился народ. В толпе не сразу разберешь, где князья, где воины, где рабочий люд. В середине толпы лежал загнанный насмерть конь, покрытый клочьями пены.

Прокопий первым разглядел в толпе князя Дмитрия и гонца, что–то торопливо говорившего ему.

Что? Что?

И вдруг над толпой, над Кремлем, над Москвой понесся все шире, все страшней короткий зловещий вопль:

— Орда идет!

11. РЕШЕНИЕ

«…Князь ордынский Булак–Темир[172] собрал силу многу и пойде в землю и во уезд Новгорода Нижнего, что по Волзе реце[173] и уезд весь, и волости, и села князь Бориса Костянтиновича Городецкого повоевал такоже и положил землю пусту. Тебе, княже великий, Дмитрий Иванович, бьют челом князья Дмитрий Костянтинович и Борис Костянтинович. Шли помогу, бо встали мы противу окаянного и безбожного Булак–Темира…»

Грамоту нижегородского посла мерно читал новый хранитель княжой печати коломенский поп Митяй. Был поп весьма книжен и в чтении искусен, и пока он медленно ронял страшные слова о вражьем нашествии, в палате было тихо, только чуть слышно всхлипывала княгиня: жалела отца.

Едва поп Митяй замолк, сразу же поднялся шум:

— В поход!

— Собирай полки, княже!

— Булак–Темир Золотой Орде враг, он в Булгарах засел, его бить можно — царь ордынский на то не прогневается.