Она обмакнула перо в чернильницу и посмотрела в тёмное, расписанное ледяными узорами окно. Третий день над посёлком метался и выл буран. Сметал со степи тонкий слой снега. Обнажённая земля промёрзла и звенела под ногами.
Зорька болела долго и тяжело. Почти два месяца. За это время она вытянулась, и Маря, притворно сердясь, говорила: если Зорька и дальше будет так расти, то у неё не хватит обрезков надставлять «бисовой дочке» платья.
«Я, когда болела, отстала от школы, и Саша теперь со мной занимается, и я догоню всех, — писала Зорька. — Миленький Вася, если ты увидишь на войне папу и маму, передай им привет, а я не знаю, куда им писать. Миленький Вася, ты за меня не бойся и бей фашистов и в хвост и в гриву, а мы здесь в глубоком тылу будем трудиться не покладая рук, чтобы ковать фронту победу! Миленький Вася, приезжай скорей с победой. Галка не верит, а ты всё равно напиши мне ответ, когда твоя рука отдохнёт от автомата. Очень тебя прошу, напиши мне скорей.
Жду ответа, как соловей лета. Твоя навеки
Будницкая Зорька».
Зорька сложила листок треугольником и старательно печатными буквами выписала адрес. Потом сунула письмо в карман и достала из своего чемодана забинтованную куклу Елизавету. Единственную память о своей прошлой довоенной жизни. Зорька расправила кукле платье, перебинтовала покрепче оторванную руку. Кукла смотрела на неё стеклянными глазами и улыбалась. Будто спрашивала: «Ну, что же ты? Разве ты забыла, как играют в куклы?»
Дверь дёрнулась. Зорька поспешно сунула куклу в чемодан и откинула крючок.
В коридоре стоял запорошённый снегом Саша. Он молча прошёл в кладовую и встал возле окна.
— Что с тобой? — встревожилась Зорька.
— Плохо… с Колей-Ваней, — сказал Саша.
— Как плохо? Совсем?
— Крага за врачом поехал…
Зорька села. С минуту она сидела молча, глядя на Сашу испуганными глазами, потом вскочила, схватила его за руку и потянула к двери.
— Что же мы стоим? Идём… Надо что-то делать… Нельзя же так…
На крыльце директорской толпились ребята. Саша и Зорька прошли в комнату Николая Ивановича. Там были Вера Ивановна и Варя. Воспитательница сидела возле Николая Ивановича и вытирала влажным полотенцем его лицо. Варя наливала в грелку кипяток из чайника. Завидев ребят, Варя сердито вполголоса сказала:
— Вы ещё зачем? Идите, идите… нельзя.
— Кто там? — слабым голосом спросил Николай Иванович.
Он лежал на спине, укрытый до подбородка ватным одеялом.
— Саша?.. Ничего, Варя… мне уже лучше… Иди поближе, Саша, садись…
Николай Иванович выпростал из-под одеяла руку и погладил Веру Ивановну по плечу.
— А вы идите, Верочка… к ребятам… нельзя оставлять… одних…
Вера Ивановна встала, наклонилась к Николаю Ивановичу, поцеловала его в щёку и быстро, ни на кого не глядя, вышла из комнаты.
— Иди сюда… Зоря, расскажи… как твои успехи… в школе?
Зорька села на краешек табуретки и оглянулась на Сашу.
— Хорошо. Я уже почти всех догнала, правда! Мне Саша помогает…
— Задачу решишь… про пункт А?
— Ой, что вы… ещё нет!
Она вспомнила, как без всяких споров и уговоров Николай Иванович убедил её идти в третий класс, когда Зорька вернулась из больницы.
— Ну, Зоренька, — спросил он тогда, — в какой же ты класс пойдёшь?
— Я с Галей хочу, Николай Иванович. Я не хочу одна пропадать. Даша вернётся, тоже с нами будет.
— Вот и хорошо. Договорились. Пойдёшь в четвёртый. Только вот какое дело… надо проверить твою подготовку, чтобы ты не опозорилась перед всеми. Реши, пожалуйста, задачу: из пункта А вышел поезд. Через полчаса навстречу…
Конечно, Зорька не смогла решить эту несчастную задачу. Её и Анка-то потом два часа решала, а она в пятом… Николай Иванович тогда страшно огорчился.
— Что же делать будем? Не хочу, чтобы над тобой смеялись.
— Ладно уж, — сказала тогда Зорька, — поучусь пока немножко в третьем, а как научусь задачи решать, перейду.
Зорька поёрзала на табуретке, устраиваясь поудобнее. Надо же, совсем больной Коля-Ваня, а всё помнит…
Подошла Варя, переменила Николаю Ивановичу грелку и по бежала на кухню за новой порцией кипятку.
— Ничего, Зоренька, подрастёшь… научишься и посложнее задачи решать… — сказал Николай Иванович. Он посмотрел на Сашу долгим взглядом, улыбнулся. — Берегите вашу дружбу, дети… Никому не давайте её в обиду…
— Мы не дадим, правда, Саша? — уверенно сказала Зорька.
Она приободрилась. Раз Николай Иванович улыбается, значит, всё не так плохо. Зорька встала и прошлась по комнате, разглядывая корешки книг на грубых деревянных полках вдоль стены.
— Сколько у вас книг! Смотрите… Пушкин!
— Ты читала Пушкина? — спросил Николай Иванович.
— Ага. Мне ещё мама читала сказки. И в школе уже проходили. Учительница говорила, что Пушкин был из бедной дворянской семьи. Его родители всё время ездили по театрам и балам, и Пушкин был предоставлен сам себе… Жалко, правда?
Саша изумлённо взглянул на Зорьку и, не выдержав, засмеялся. Николай Иванович тихо охнул и прикрыл глаза.