Зорькина песня

— Николай Иванович, а почему мне «Пиковую даму» нельзя читать? Я взяла в библиотеке, а Кра… Степан Фёдорович отнял. Как закричит: «Кто тебе позволил такие книги читать?» Только я всё равно прочла, потихоньку. Совсем неинтересная.

— Вот видишь… тебе можно всё читать… Только есть такие… книги, которые ты ещё просто не сможешь… понять. Прочтёшь, книга… покажется тебе неинтересной… и ты потеряешь для себя… прекрасную книгу… Понимаешь?

Николай Иванович замолчал. Губы его плотно сжались. Лоб покрылся испариной.

Саша схватил полотенце и стал осторожно вытирать ему лицо. Зорька на цыпочках подошла к кровати.

— Саш, может, Верванну позвать? — шёпотом спросила она.

— Не надо… — сказал Николай Иванович.

— Николай Иванович… а если вас в больницу заберут, — испуганно спросила Зорька, — как же мы… без вас…

Саша сердито взглянул на неё.

— Ничего, — с трудом сказал Николай Иванович и попытался улыбнуться, — будем живы, не умрём…

В комнату быстро вошёл Кузьмин с двумя женщинами в белых халатах.

Саша и Зорька вышли во двор. У крыльца стояла арба, устланная сеном. На костлявой спине лошади лежала снежная нашлёпка. А чуть подальше, у двери в корпус, окружив Веру Ивановну, стояли ребята.

Николая Ивановича увезли в больницу.

В спальнях девчонки ревели в голос. Зорька забралась в кладовую. Саша уговаривал её идти спать, но она не слушала его, заливаясь слезами.

— Успокойся, малыш, всё обойдётся… Сделают Коле-Ване операцию, он поправится и вернётся к нам… Коля-Ваня не такой, он не бросит нас…

— А если… если… Крага…

— Ну, перестань реветь… Нас же с тобой двое, малыш… Вдвоём нам никто не страшен, верно?

— Ага, — сказала Зорька, успокаиваясь.

Саша обнял её, прижал к себе и погладил по голове.

— Скоро Даша твоя приедет.

— Правда? А ты откуда знаешь?

— Коля-Ваня сказал. Дашу после больницы в другой детский дом отправили, а Коля-Ваня написал, чтобы её к нам опять перевели. Как только получат разрешение, так Вера Ивановна или Маря поедут за нею.

— Ой, Саша! Как здорово! Ты ещё не знаешь, какая Даша хорошая… Она просто ужас какая справедливая!

— Ну вот, а теперь иди спать. Уроки все сделала?

— Ага…

Дверь в кладовую распахнулась. На пороге стоял Кузьмин.

— Дмитриев? Будницкая? — удивлённо, словно не веря своим глазам, спросил он.

Саша стоял всё так же, прижимая Зорьку к себе, и смотрел на Кузьмина.

— Так-так, Дмитриев… — вертя трубку в пальцах, насмешливо сказал Кузьмин.

Саша вспыхнул, отстранил от себя Зорьку.

— Беги…

Зорька опрометью, со всех ног бросилась в спальню. Щёки её горели. Она не могла понять, отчего ей вдруг стало так стыдно, точно в их дружбе с Сашей было что-то нехорошее.

Сзади неё слышался гневный бас Кузьмина и заикающийся от волнения возмущённый голос Саши.

Не раздеваясь, Зорька забралась в постель и укрылась с головой.

Глава 25. Щука

Продавец хватал буханки хлеба одну за другой, бросал их на широкий, как площадь, щербатый прилавок и разрезал на пайки. Зорька тянулась к прилавку, но её всё время отталкивали. А буханок всё меньше становилось и меньше.

Полки неожиданно сдвинулись, и на Зорьку со всех сторон посыпался хлеб. Зорька хватала буханки и прятала за пазуху. Ей вдруг стало страшно. Пропадёт столько хлеба! Скорее, скорее, пока никто не увидел, не отнял! Продавец, размахивая ножом, бегал вокруг неё и кричал:

— Зорька, ты чего дёргаешься?!

Зорька выпустила из рук буханку, она запрыгала, как резиновый мячик. Выше, выше! Зорька подпрыгнула, чтобы поймать её, и ударилась головой обо что-то твёрдое.

Зорька испуганно открыла глаза. Рядом с нею сидела сонная Галка, тёрла ладонью висок.

— Ты чего? — с трудом приходя в себя, спросила Зорька.

— Это не я, а ты чего? — рассердилась Галка. — Сначала дёргаешься, как ненормальная, а потом ка-ак дашь головой… аж шишка вскочила!

Девочки спали. Возле окна свернулась калачиком под одеялом Наташа. На подушке торчали только рожки из бумаги, на которые староста заботливо накручивала перед сном отросшие за зиму золотистые волосы. Тоненько, будто крадучись, посвистывала носом Нинка. Широко раскинув руки, распласталась на спине Анка.

Под потолком у двери тускло мерцала синим огоньком закованная в железную сетку ночная лампочка. В спальне было душно.

Галка улеглась, натянула на голову одеяло и затихла, сердито посапывая. Зорька тоже перевернулась на другой бок, спиной к подружке, стараясь заснуть, но буханки хлеба всё кружились перед глазами. Зорька вздохнула и повернулась к Галке.

— Галь, ты спишь?

— Сплю.

— А мне хлеба столько снилось…

— Мне он каждую ночь снится, — пробурчала Галка под одеялом.

Зорька легла на спину, закинула руки за голову и стала смотреть в окно.

На дворе мерно качался от ветра фонарь в жестяной круглой шляпке, подвешенный к проводу, и от его качающегося света тьма за окном то вспыхивала ярким кругом, то гасла.