Зорро

В этот миг над крышей особняка полыхнула молния, и в ее белом свете падре увидел рядом с распахнутым окном четкий силуэт незнакомца со светильником в руке. Свет молнии тут же погас, но в это краткое мгновенье падре успел заметить, что лицо грабителя почти до самого рта закрывают два широких черных крыла с узкими черными прорезями на местах глаз. Ему даже почудилось, что вместе с раскатом грома в окно влетел вампир и, распластавшись на бледном лице незнакомца, впился в его переносицу своими острыми, как иголки, зубами. Падре машинально вскинул руку, чтобы осенить крестом кошмарное виденье, но спальню вновь поглотила шелестящая тьма, и потому священник не смог бы с полной достоверностью приписать исчезновение дьявольского наважденья силе крестного знамения. Впрочем, мысль о призрачной, духовной природе ночного посетителя явственно опровергалась как вполне материальным, то есть воровским, способом его проникновения в дом, так и той силой, с которой светильник был выхвачен из жилистой руки священника. Так что грабитель никак не мог раствориться во тьме вместе с громовым раскатом; напротив, теперь, когда при вспышке молнии, падре предстал перед ним во всей своей беззащитности: изможденный, старый, в ночной рубашке, — ему, падре Иларио, оставалось уповать лишь на божескую милость, ибо ждать снисхождения от разбойника было бы по меньшей мере глупо.

Все эти мысли пестрым вихрем промелькнули в возбужденном маринадами и пряностями мозгу священника; он уже собрался крикнуть, чтобы по крайней мере не даром продать свою жизнь, но тут его приоткрытые уста властно запечатала ладонь в тонкой лайковой перчатке.

— Молчите, падре! — тихо, но отчетливо прошептал голос над его ухом. — Я здесь вовсе не затем, чтобы причинить какой-либо вред как вам, так и хозяевам этого прекрасного ранчо!

— Тогда за каким чертом вы влезли в мою спальню? — злобно прошипел падре сквозь перчатку.

— Черт мне совершенно ни к чему, а влез я сюда за вами, падре Иларио, именно за вами! — усмехнулся незнакомец, отводя ладонь от его лица. — Так что советую вам выбирать выражения!

— Откуда вам известно мое имя? — тихим голосом спросил священник, на ощупь отыскивая край кровати и отбрасывая воздушные складки полога.

— Не скромничайте, падре! — шепотом воскликнул незнакомец. — Вы не хуже меня знаете, что во всей округе нет человека, за исключением младенцев, который бы хоть раз в жизни не произнес ваше имя! Скажу больше, его склоняют на все лады: одни говорят о вас с восхищением, другие с гневом, третьи с ужасом, четвертые со скрытой издевкой, но нет никого, уверяю вас, кто произнес бы ваше имя равнодушно, так, словно это собачья кличка или сорт дрянного табака, к тому же пересохшего по нерадивости хозяина!

— Мне нет дела до людских пересудов, — промолвил падре, подгибая дрожащие колени и опускаясь в пуховое облако невидимой перины.

— Этого не может быть, — твердо возразил его собеседник.

— Почему? — равнодушно поинтересовался падре.

— Потому что вы представляете здесь вашего бога, — сказал невидимка, — и о нем судят по вам, почтеннейший падре Иларио! Любят, проклинают, преклоняются — разве не так?..

— Не богохульствуй, еретик! — яростно взвизгнул падре, брызгая слюной. — Бог един, он не может быть чьим-то личным божком, как это водится у язычников, воздвигающих истуканов и марающих их жертвенной кровью!

— То же самое язычники могут сказать и о вашем боге, в жертву которому вы приносите целые народы, — сурово произнес незнакомец.

— Мы очищаем зерна от плевел, — сухо возразил падре, — а то, что эту страну с легионами дикарей три столетия назад захватили и поднесли в дар христианскому королю четыре сотни храбрецов, неопровержимо доказывает могущество Господа нашего! Ибо кто, кроме Него, мог сотворить такое чудо?..

Вместо ответа в тишине раздался сухой стук кремня, бросивший пучок искр на растрепанный конец трута, и когда огонек разгорелся, перед падре из темноты выступило забранное черное маской лицо.

— Так вы и есть тот самый Зорро? — прошептал падре внезапно пересохшими губами. — Значит, вы не разбойник? Не ночной грабитель, потерявший человеческий облик и не выдумавший ничего лучшего, как скрыть свой страх и бесстыдство под его грозной маской?..

— Неужели, падре, вы полагаете, что в наших краях найдется такой смельчак? — усмехнулся Зорро, устанавливая светильник перед кроватью и поднося к фитилю лампадки разгоревшийся трут. — Представьте себе, что сделал бы Зорро, то есть я, с тем, кто посадил бы хоть малейшее пятнышко на мою безупречную, в некотором смысле, репутацию? Мы с вами люди грамотные, читаем местную газетку, и я не помню, чтобы сеньор Хорхе, наш знаменитый репортер, забыл осветить на ее полосах хоть один, даже самый ничтожный из моих так называемых подвигов… А когда я в одиночку обратил вспять шайку бандитов, напавших на почтовый дилижанс, сеньор Хорхе не поленился расспросить очевидцев этого забавного случая и в итоге представил меня чуть ли не единственной надеждой тех, кто уже потерял всякую веру в силу и справедливость местных властей!