Зорро

Остальные, взметая копытами пыльные смерчи, стали на полном скаку осаживать лошадей; замелькали оскаленные конские морды, шляпы, плети, воздух наполнился ржанием, храпом, резкими хлопками выстрелов, а когда пыль осела, дон Росендо увидел вдалеке между холмами черного всадника и его преследователей, редкой цепочкой растянувшихся по извилинам дороги. Мысль о том, что таинственный незнакомец нарочно раздразнил осаждавших и тем самым отвлек и увел их за собой, вдруг представилась дону Росендо со всей ясностью, но в то же время поставила его в тупик. Кто он, этот отчаянный черный всадник, и с какой стати он рискует жизнью, спасая совершенно неизвестного ему человека?

Пока дон Росендо размышлял над этой загадкой, всадники обратились в точки и в конце концов затерялись между холмами, готовыми вот-вот погрузиться в вечерние сумерки. Молодой человек еще раз глянул вслед своему спасителю, перекрестил воздух и готов был уже скрыться за калиткой, как вдруг увидел футах в сорока одинокого всадника, словно сгустившегося из рваных теней, пятнающих дорогу. Лошадь под ним шла неспешным и даже как будто ленивым шагом, а когда дон Росендо окликнул незнакомца и щелкнул взводимым курком, всадник молча придержал коня и выбросил перед собой руку с белым кружевным платком.

– Кто вы такой, сударь? – крикнул дон Росендо, вглядываясь в широкоскулое, изрезанное крупными морщинами лицо всадника.

– Меня зовут Манеко Уриарте, – спокойно ответил тот, складывая платок и засовывая его в нагрудный карман кожаной, густо расшитой бисером куртки, – и я бы тоже, в свою очередь, хотел знать, с кем имею дело?

– Росендо Вудсворт, – с достоинством ответил молодой человек. – Покойный дон Лусеро приходился мне дядей по матери, из чего следует, что мы с сестрой вправе претендовать на оставшееся после его смерти имущество.

– Что ж, очень рад, очень рад! – пробормотал всадник, приближаясь к воротам. – Но прежде чем мы начнем наши переговоры, я бы хотел видеть письменное свидетельство того, что ваши слова соответствуют реальному положению вещей, а не являются досужим вымыслом бродяги и мошенника.

– Что?! Как вы сказали?.. – Дон Росендо решительным жестом заткнул за пояс револьвер и стал нервно, палец за пальцем, стягивать с ладони тонкую лайковую перчатку.

– Не горячитесь, сеньор! – жестом остановил его дон Манеко. – Согласитесь, что ваш образ действий обличал в вас скорее дерзкого захватчика, нежели законного наследника всего этого великолепия! – И он указал рукой поверх ограды, где в лучах заходящего солнца тускло поблескивали разноцветные грани стеклянной пирамиды.

– С этого и надо было начинать, – с жаром воскликнул дон Росендо, – а не встречать меня выстрелами, как это сделали четверо каких-то негодяев, неизвестно по какому праву вселившихся в наше фамильное гнездо!

– Но, как я понимаю, они поплатились за свою дерзость! – расхохотался дон Манеко, спрыгивая с седла.

– У меня не было другого выхода, согласитесь, – рассудительно произнес дон Росендо, – и при этом они еще легко отделались благодаря тому, что я решил не омрачать убийством первый день пребывания в местах, где нам с сестрой, по-видимому, предстоит надолго поселиться.

– Будем надеяться, что они оценят вашу доброту, – задумчиво сказал дон Манеко, щелчком распахивая перед своим собеседником крышку золотого портсигара.

– Благодарю, – коротко кивнул дон Росендо, – но я предпочитаю сигару под чашечку кофе и рюмку хорошего ликера. Прошу вас!

С этими словами молодой человек чуть отступил в сторону и во всю ширь распахнул калитку перед своим гостем. Дон Манеко переступил порог и, подождав, когда вошедший следом дон Росендо усмирит Бальтазара, уверенным шагом направился к крыльцу.