Но гильзы остались на месте, как бы свидетельствуя о том, что сам Зорро отнюдь не был бесплотным призраком, возникшим из порохового дыма и так же бесследно растаявшим в нем по окончании перестрелки. Безжизненные тела бандитов, бесформенными буграми темневшие по всему лесу, со всей очевидностью доказывали, что путникам угрожала вполне реальная гибель, предупрежденная чудесным вмешательством таинственного незнакомца. Это подтверждали и пулевые отверстия в седлах и шляпах, оставленных на конских боках, с тем чтобы отвлечь внимание нападавших. Впрочем, теперь опасность миновала, и путники, наспех перекусив галетами и хлебнув по несколько глотков воды из своих кожаных фляг, подтянули седельные ремни и отправились дальше. Но прежде чем тронуть шпорами бока своего жеребца, дон Росендо за цепочку вытянул из бокового кармана увесистые, величиной с гусиное яйцо, часы и, щелкнув золотой крышкой, глянул на циферблат.
– Не может быть, – пробормотал он, ошалело уставившись на белый кружок, перечеркнутый воинственными усиками стрелок, – взгляните на свои, падре!
В ответ раздался характерный щелчок, а вслед за этим послышался недоуменный голос падре Иларио.
– Сколько на ваших, сеньор? – поинтересовался он, оборачиваясь к дону Росендо с раскрытыми на ладони часами.
– Четверть первого, – прошептал дон Росендо, опасливо склоняясь ухом к циферблату.
– Идут? – нетерпеливо спросил падре, сбрасывая капюшон на затылок и поднося к виску золотую луковицу своего хронометра.
– Да, – коротко кивнул дон Росендо, подняв голову.
– Мои тоже… – растерянно пробормотал падре. – Но этого не может быть!..
– Чего не может быть? – спросила Касильда, нагнавшая их на своем муле.
– Скажи, сестра, – обернулся к ней дон Росендо, – сколько примерно было на твоих часах в тот миг, когда Микеле ткнулся мордой в поваленное поперек тропки бревно?
– Минут пять после полудня, не больше, – сказала Касильда. – Незадолго до этого я сверила свои часы по солнцу, достигшему зенита…
– А теперь взгляни на них, – коротко приказал дон Росендо.
Касильда расстегнула ворот шелковой блузки и вытянула изящный золотой медальон на цепочке, исполненный в виде украшенного изумрудами сердечка. Крышка щелкнула, и вслед за этим раздался уже знакомый дону Росендо возглас.
– Этого не может быть!.. – воскликнула девушка, потрясая часиками над ухом. – Неужели вся эта перепалка и вообще все, что здесь случилось, заняло всего десять минут?..
– Какие десять?! – перебил дон Росендо. – Вспомни, сколько всего мы сделали уже после того, как пальба закончилась?.. Сколько возились с нашими лошадьми и вьюками, прежде чем снова тронуться в путь?
– Ты хочешь сказать, что он остановил время?.. – прошептала Касильда, подъезжая к брату.
– А как объяснить это иначе? – в свою очередь спросил тот. – Впрочем, может быть, у падре есть какие-нибудь соображения на этот счет? Говорите, падре, не стесняйтесь, здесь все свои… – И дон Росендо с вызовом обернулся к священнику, сидящему на своем ослике и задумчиво постукивающему ногтем по выпуклой крышке хронометра.
Но падре Иларио молчал, словно не расслышав обращения, и поднял голову лишь тогда, когда дон Росендо подъехал к нему вплотную и громко повторил свой вопрос.
– Соображения насчет времени? – пробормотал святой отец, глядя сквозь дона Росендо светлыми и как будто ослепшими глазами. – Да-да, у меня есть соображения… Голова еще соображает – вот!
И тут же, как бы в доказательство своих слов, падре резким движением головы скинул на спину капюшон и довольно громко постучал себя по лбу костяшками пальцев.
– И что же она… соображает? – спросил дон Росендо, с тревогой вглядываясь в прозрачные как слюда глаза священника.
– А то, что это… – медленно, растягивая каждое слово, заговорил падре, – был не человек, а черный сгусток самой Вечности, принявший человеческий облик! А что есть жизнь человека в сравнении с Вечностью?.. Капля воды в безбрежном океане!.. Песчинка в бескрайней пустыне!.. Пылинка в смерче вулканического пепла!..
По мере продолжения своей речи падре привставал на стременах, а дойдя до последнего восклицания, так возвысил голос, что слово «пепла» раскатилось по всей эвкалиптовой роще и вернулось назад в виде отрывистого запинающегося лая. Фраза «черный сгусток Вечности», по-видимому, тоже оказала некоторое воздействие на священника; его глаза потемнели и теперь сверкали из глубины глазниц, как два черных агата, ограненных и ошлифованных искусным ювелиром.
– Падре, вы в порядке? – спросил дон Росендо, осторожно касаясь его руки.
– Я?.. – Падре Иларио прервал свое невнятное бормотание и взглянул на дона Росендо необыкновенно ясным и проникновенным взглядом. – Да-да, я в полном порядке, можете не беспокоиться, теперь я все знаю, все… Сгусток Вечности, черная дыра, пустота, где души грешников исчезают без возврата… Вы меня понимаете?.. Вы понимаете, о чем я говорю?