Зов Бестии (СИ)

Думая о том, как этот властный и сильный король встретил свою смерть, Сангуэла плакала в подушку, сжимая в пальцах простыню. Это было безумно несправедливо. Воин, способный сразить кого угодно в честном бою, просто исчез, не оставив даже потомства - потому что его дети тоже были уничтожены. При этой мысли она испытывала настоящее отвращение и к Королю, и к Дрейссену, и ко всей столице с ее теплолюбивыми жителями... А когда королевство праздновало четыре декады со дня Объединения - Сангуэла тогда была еще подростком, - по всем островам играли спектакли под названием 'Ледяной Король'. Сангуэла вспомнила, что именно тогда в столице устроили турнир, на котором совсем юный Хеддрик сразил Ордвига. А она не поехала в столицу. Накануне отъезда они все вместе смотрели спектакль, и от его жуткой правдоподобности ей сделалось дурно. Актеры были невероятно убедительны, и хотя главную роль играл мужчина, совсем не похожий на картинки в учебниках, от представления в жилах стыла кровь. Жути добавляло то, что спектакль устроили в замке, как раз в бывшем тронном зале - и пусть настоящий Ксавьер был убит на Ледяном острове, от этого было не легче.

Актер в пышном белокуром парике и с карикатурно большим мечом сидел на троне и разглагольствовал о том, как он ненавидит 'столичных фермеров'. 'Сколько бы сюда ни вошло солдат, я убью каждого из них!', - восклицал он, потрясая оружием. Рядом сидела актриса, изображающая его жену, и качала на руках сверток, который должен был служить младенцем. Рядом плакали двое детей.

Но когда в тронный зал ворвались 'солдаты', они не дали 'Ксавьеру' никаких шансов. Они растерзали всю его семью, отчего Сангуэла горько плакала, пока толпа кричала и свистела. Позже вечером она слегла в кровать, а ее мать долго сокрушалась, что юной девочке не стоило смотреть такое жестокое представление. Потом вся ее семья уехала, и Сангуэла осталась в замке на попечении нянек. Она лежала в кровати и почти ничего не ела, отчего стала еще бледнее обычного, держа в руках книгу с портретом Ледяного Короля.

***

Сангуэла открыла глаза. Она сидела у двери Ксеона, наверное, не больше десяти минут, но все ее тело ныло и жаждало двигаться. Она осторожно поднялась с пола, стараясь не шуметь. Каждый шорох платья в тишине замка казался ужасающе громким, и она была почти уверена, что Ксеон знает, что она все еще здесь.

Уставшим взглядом княжна посмотрела на дверь. Как в тумане, она припомнила события дня: обед, известия про охотников, тренировку Хеддрика и неприятную встречу с Ксеоном. Вспомнила, как он назвал ее... Как поблагодарил за свечи, когда она выбегала из комнаты. Воспоминания на полу затмили все, и ей стало казаться, что ничего этого не было, что ей просто стало дурно, и она потеряла сознание здесь, возле гостевых покоев, и Князь не приезжал погостить, а комната пустует. Она даже потянулась к двери, чтобы войти и убедиться, но остановилась. Нет, что бы там ни было, а с ума она не сходит. Ксеон там, внутри, он читает про Объединение, а может быть, просто смеется над ней, и если она войдет, она не получит ничего, кроме новой порции унижений.

В отчаяньи княжна подумала, что ее никто даже не может защитить, потому что она никому не признается, что приходила к Ксеону ночью. Чтобы подавить стон, она укусила себя за палец в перчатке. Нужно уходить. Уходить к себе в комнату и держаться подальше от этой двери, от Ксеона, от Хеддрика, от всей этой ледяной процессии. Хоть бы они все уехали в Леса и никогда больше не возвращались, как те тринадцать охотников, о которых они так пекутся.

Сдерживая слезы, Сангуэла направилась к лестнице. Ей показалось, что она слышала едва уловимые шаги за дверью, но останавливаться не стала. Она всей душой ненавидела того, кто в эту секунду располагался в лучшей спальне для гостей.

***

Прейсс открыл глаза и вслушался в тишину замка. Чаще всего он просыпался первым, уверенный, что важные дела лучше делать утром, но сейчас было слишком рано даже для него. Он повернул голову к окну. Ставни были закрыты, но он и так знал, что снаружи царит непроглядная тьма. Светать начнет лишь через несколько часов, когда обитатели замка позавтракают и разойдутся по делам. И это было идеально. У Князя было много планов.

Но думать о делах было сложно, когда Прейсс чувствовал рядом с собой дыхание жены. Он приподнялся на локте и заглянул в ее лицо. Глаза, по его глубокому убеждению, были самой прекрасной ее частью, но даже с прикрытыми веками она оставалась неотразимой. Он вспомнил, как ему пришлось покинуть ее вчера, чтобы отдать Ксеону книгу, и как он застал ее уже спящей, когда вернулся в комнату. Ему хотелось искупить свою вину.