Зов бездны

Но высшим комфортом было, конечно, то, что столы стояли в палатках туннельного типа (модель Симплон). В холодные дни, когда все кругом тонуло в омерзительном тумане, когда дул ветер или шел дождь — а в горах это случается часто, — мы могли есть в укрытии, освещенном по вечерам газовыми фонарями.

В течение долгих лет я привык к примитивной и неприхотливой обстановке и поэтому сначала боялся подобных улучшений, так как считал их ненужной и досадной обывательщиной, которая изнежит и избалует моих юных друзей. Но я был неправ и вскоре сам понял, какое благотворное влияние может оказать материальный прогресс на психику.

Третья палатка, почти всегда закрытая и редко посещаемая, была расположена несколько в стороне, за ольховым подлеском. В ней хранилось запасное снаряжение экспедиции. Когда туда кто-нибудь входил, то видел перед собой ворох самых разнообразных предметов, сваленных в кажущемся беспорядке, какой бывает всегда, если все вещи складывают в одной палатке. Мы, во всяком случае, прекрасно там ориентировались и быстро находили в этой мешанине рулоны нейлонового шнура, гибкие лестницы на стальных тросах, катушки телефонного провода, большие бидоны с карбидом кальция, ящик с запасными электробатареями и тысячу других инструментов и принадлежностей: лопаты, заступы, водонепроницаемые комбинезоны, скафандры, резиновые сапоги, надувные лодки и пробковые пояса. Здесь же в углу стояли носилки и проволочные шины. Шесть-семь других палаток, расставленных на поляне, представляли собой резиновые «иглу» с пневматической арматурой; это были палатки-люкс. В них жили руководители и другие «ответственные», которым нужно было находиться в центре лагеря, поблизости от телефонов. Была также так называемая «палатка прессы» для фотографов, работников кино и журналистов, так как ни одна спелеологическая или какая-нибудь иная экспедиция без них теперь не проходит. Другие палатки приютили наиболее «стадных» участников экспедиции, тех, кто не боится ни шуму, ни суеты и любит быть в центре событий — по соседству с КП и… с кухней.

Что касается остальных «закоренелых» серьезных спелеологов и поэтов своего дела, то они разбили палатки, большей частью индивидуальные, за пределами поляны, на «правом берегу» ручья, под большими буками. Самой дальней и самой обособленной палаткой было жилище Максима Феликса: он поставил ее под прикрытием леса, «вне поля зрения», на травяном уступе близ вершины крутого склона. Чтобы добраться туда, каждый раз приходилось преодолевать довольно тяжёлый подъем, но Максим Феликс был неутомимым и наслаждался в своем жилище полной тишиной и одиночеством.

Вот в этом лагере и развертывалась подготовка к штурму 14-го и 15 августа, который должен был решить судьбу экспедиции 1957 года.

Массив Арба, подземный рай для спелеологов, очень живописен и привлекателен. Но так как он удален от центральной горной цепи Пиренеев и высота его невелика — высшая точка достигает всего тысячи шестисот десяти метров, — то он не пользуется популярностью среди туристов и обычно остается совершенно безлюдным.

Наши летние лагеря вызывали здесь некоторое оживление. Сюда приезжало много разного народу: жандармы, лесничие, пастухи из окрестностей, кое-кто из отдыхающих в соседних деревнях, а также журналисты и фоторепортеры больших ежедневных газет и иллюстрированных журналов. Радиостанция «Европа № 1» прислала нам оператора, который записал на магнитофон несколько сцен в пропасти Пьера. В самом лагере постоянно находились корреспондент из «Па-те-Журналь» и два корреспондента «Пари-Мач». Наконец, мы ежедневно с нетерпением встречали дорогого гостя — специального корреспондента газеты «Депеш», — так как он приносил нам почту и разные новости. Это был всеми любимый М. Ж. Со, известный среди нас под уменьшительным именем Жужу.

Чтобы собрать ежедневную информацию для своей газеты, лозунгом которой было «сообщать обо всем правдиво и быстро», ему приходилось ежедневно совершать утомительное путешествие: сначала на автомобиле до перевала Порте, затем пешком по горам.

Кроме того, нас посещали и другие гости, весьма докучливые и мало приятные. Это было, так сказать, коренное население… коровы и овцы, которые летом паслись в горах, а заодно совершали грабительские набеги на наш лагерь. Мирные четвероногие оказались большими любителями полотенец, перчаток для обтираний, белья и носков, сушившихся на кустарнике. Жан-Мари Ребуль нашел против них хорошее средство: из своего кларнета он извлекал такие дикие, душераздирающие вопли, что овцы, как правило, а коровы всегда стремительно поворачивали вспять при первых же звуках.

Другой нашей гостьей, правда ночной и не столь надоедливой, была лиса: она приходила в темноте порыться в куче отбросов по соседству с лагерем. Я не раз слышал, как она ворочает пустые консервные банки около моей палатки, и однажды направил в ту сторону луч электрического фонаря — глаза лисы вспыхнули во мраке отраженным светом.

Большое наступление