Зов чести (СИ)

Прыжок вперёд сократил дистанцию между нами вдвое. Металл столкнувшихся артефактов ещё скрежетал, когда Шереметьев завращал кистью, пытаясь оплести мой меч гибким клинком своего оружия. Но я вовремя уловил его движение и повторил его, усиливая и без того приличную инерцию вращения.

Итальянскую школу фехтования ещё называют "липкой". Контроль клинка противника своим, при помощи постоянного контакта и давления — вот основа данного стиля, что так уважали неприметные "брави" Неаполя, Рима, Флоренции и Венеции.

Может Шереметьев и в самом деле прекрасно фехтовал. Но сражаться за свою жизнь ему приходилось нечасто. А самурай в каждый бой идёт как в последний.

Быстрый подшаг, цуба меча цепляется за витые узоры эфеса, силовой толчок соединённых клинков вверх и удар любом в переносицу, в лучших традициях подворотен Сибирска, как любил говаривать мастер Витар. Дезориентированный Шереметьев свёл помутневшие глаза в кучку и пошатнулся. Не давая ему опомниться, я сомкнул пальцы левой руки на эфесе его шпаги и с силой дёрнул, дополнительно скручиваясь корпусом для большего эффекта.

Сработавшие рефлексы не дали Шереметьеву вот так запросто выпустить оружие из руки, и он сделал небольшой шаг назад, незамедлительно нарвавшись носом на жёсткий тычок локтя моей вооруженной руки.

Смачный и влажный хруст свернутого набок нюхательного аппарата сопровождался болезненным вскриком бретёра. Вырвав шпагу у него из руки, я повернулся к нему спиной и медленно направился к противоположному краю дуэльной площадки. И только тогда ощутил сразу несколько мелких порезов на теле и руках, которые заработал во время рискованного приёма.

— Хорошая игрушка. Но она тебе ещё пригодится. Урок этики не окончен. — сказал я, оборачиваясь и, взвесив шпагу на руке, швырнул её обратно.

Артефакт стоимостью не менее сотни миллионов рублей тонко и обиженно зазвенел на мраморных плитах.

— И так, господин Шереметьев. Напоминаю, Вы оскорбили мою спутницу. И должны принести ей свои искренние и глубочайшие извинения за своё непростительное поведение. Есть возражения?

— Я выпущу тебе кишки, щенок, и намотаю их на эту игрушку. — зло прохрипел противник, поднимая оружие с пола и чуть не захлебываясь кровью из сломанного носа.

У него хватило выдержки самостоятельно исправить это повреждение в своём организме. Бретёра переполняли злость и ярость. Его, признанного мастера фехтования, прилюдно бил по лицу незрелый юнец.

И я очень надеялся, что он будет слишком страстно желать отомстить.

Шереметьева заметно покачнуло от боли, но, заняв стойку, он вновь вскинул шпагу и приготовился ко второму раунду.

— Тогда продолжим. — пожал я плечами.

Мы рванули друг другу навстречу одновременно. Звон металла наполнил холл небоскрёба, звучным эхом отражаясь от стен, потолка и пола, прокатился по толпе зрителей, вызвав волну женских вздохов и мужских возгласов. Змеиная пластика Шереметьева сменилась энергичным и скоростным стилем, похожим на то, как сражался один из моих друзей-кадетов, Хельги Войтов.

Песня металла длилась долгие, томительные десять ударов сердца. Витиеватая и сложная техника Шереметьева столкнулась с по-солдатски грубым кэн-до. Долгие десять ударов сердца, наполненных столкновением клинков, рубящими и секущими ударами…

Распластавшись в выпаде, Шереметьев практически достиг своей цели — жало шпаги скользнуло по моему левому боку, пропахав неглубокую борозду вдоль рёбер. И нарвался на встречный удар кулаком, с зажатой в нём рукояткой меча. Схлопотав в висок, бретёр упал на колено и нарвался на ещё один удар — на этот раз коленом в лицо.

Шипя от боли, я стиснул зубы и склонился над опрокинутым на спину противником, приставив острие меча к его горлу. И с удивлением обнаружил на стали клинка глубокие зазубрины, изуродовавшие меч донельзя.

Искаженное болью и злостью лицо Эдуарда напоминало уродливую карнавальную маску, залитую кровью, что не могло не вызвать чувства некоторого удовлетворения. Но он всё ещё не был сломлен.

— Урок окончен. А теперь… Докажи что ты способный ученик, Эдуард. — шёпотом попросил его я, чуточку надавив кончиком на то место, где отчётливо пульсировала жизнь Шереметьева. — Или мне всё-таки стоит поставить точку?

Я не хотел решать всё столь кардинальным способом. Как и не хотел проявлять откровенного милосердия.

— Чёрт с тобой, Хаттори… Твоя взяла. — прохрипел он, сплюнув кровавой слюной.

И тут же в холле Ледяной Башни прогремело величественное:

— Довольно!!! Остановите поединок!!!

***

— Не мне судить о достойности вашего поведения, молодые люди. Скажу одно: лить кровь куда проще, чем договориться. Но "проще" не значит "лучше". Кто из вас скажет мне об истинной причине дуэли?