Блуждала она часа три, изрядно выпачкавшись и местами исцарапавшись. Равнодушно намазала ссадины припасенными вчера листьями алоэ: что толку стараться, если жажда убьет гораздо быстрее, чем гипотетическое заражение крови. Ствол акации, возле которой Лера присела отдохнуть, оказался жесткий и корявый, но ей было уже почти все равно. Сегодня она устала больше, чем вчера. Рукава обвязанной вокруг пояса ветровки, в которых, кроме найденных еще в первый день пустых бутылок, теперь лежали еще две выскобленные дочиста скорлупки кокоса (вдруг пригодятся), неприятно лупили по ногам, мешая идти. «Еще пара таких дней, — апатично думала Лера, — и ветровка превратится в мешок, набитый миллионом теоретически полезных вещей… А я буду лежать возле этого мешка и тихо умирать от жажды…» Очень хотелось пить, есть и — если всего этого нельзя — хотя бы полежать в полосе прибоя. А до берега было еще идти и идти, по Лериным расчетам, она находилась почти в середине острова. В горле пересохло, в ушах звенело. Как вчера, когда над ней объявился вертолет. Лучше бы не появлялся — дурацкая надежда!
Интересно, это в ушах звенит или еще один вертолет? Хотя вряд ли его гул был бы слышен сквозь кроны деревьев… Какой звон неприятный… Лера зажала ладонями уши, понимая бессмысленность этого жеста: если звенит в ушах, то зажимай их не зажимай, звук не исчезнет.
Но он исчез!
Она отняла руки от ушей — звон возобновился. Огляделась, пытаясь определить направление. Кажется, там, справа…
«Там, справа» в зарослях обнаружился склон — примерно такой же, с которого она скатилась вчера. Звон доносился снизу. Или не звон? Скорее, жужжание. Наверное, осиное гнездо. И, значит, туда лучше не лезть… А если не осиное и не гнездо? Мухи? И мухи, и осы жужжат как будто ниже, а здесь звук высокий, действительно звенящий. Как будто не осы, а, к примеру, комары. Или еще какая-то мелкая мошкара. Ну и зачем тебе «мелкая мошкара», насмешливо фыркнул внутренний голос. Лера пожала плечами. Незачем, конечно. Но она точно знала: если сейчас не найдет источник странного звука, изведется в догадках.
Спускалась она медленно. Заросли тут были гуще, приходилось буквально продираться сквозь них, да еще прикрывать глаза, чтобы ветками не выхлестало.
Так, вот, кажется, склон кончился…
Склон действительно кончился, а странный звук стал ощутимо громче. Только доносился опять справа. Мираж, что ли? Разве бывают звуковые миражи?
Источник звука обнаружился шагов через пять-шесть. Перед глазами клубилась как будто серая сетка. Или дымка. Не комары, нет, кто-то более мелкий, почти невидимый. Мошка. И как много! Почему?
Потому! Сообразив, в чем дело, Лера принялась лихорадочно всматриваться в переплетение камней и веток, над которым кружилась мошка, повторяя: только не надеяться, только не надеяться, может, там и нет ничего…
«Оно» там было. Маленькое, неправильной формы, с зеленоватыми краями, подернутое дымкой клубящейся сверху мошкары…
Не веря своим глазам, Лера присела, протянула руку, коснулась… Нет, это был не мираж. Она поднесла подняла руку, лизнула пальцы…
Пресная!
И это, конечно, не «оно», озеро, а он — родничок!
Небольшой, с трехлитровую кастрюлю размером, бочажок в позеленевших камнях, полный ледяной, прекрасной, сказочно вкусной воды! Лера свела ладони ковшиком, зачерпнула, втянула в себя полную пригоршню, кажется, одним глотком. Потом еще одну… и еще…
Стока из бочажка не было. Вода, выбившись из-под камней, под них же и уходила. Если бы не звенящая над родником мошкара, Лера никогда, никогда бы не нашла это благословенное место!
Черпать воду пригоршней было неудобно. Она легла рядом с котловинкой и приникла губами к воде. Зубы сразу заломило, пить приходилось мелкими глотками, и она все хватала и хватала драгоценную влагу, не в силах остановиться. И почему-то — зажмурившись. Открывать глаза было страшно: вдруг это все не на самом деле? Вдруг это сон? Вдруг драгоценный источник ей лишь пригрезился? И стоит открыть глаза — сладостное виде́ние исчезнет. Так хотя бы во сне напиться, наполниться живительной влагой…
Наполниться, да. В желудке ощутимо побулькивало. Значит, родник ей не примерещился? Лера осторожно открыла глаза — вот он, по-прежнему полный. И это означает — жизнь!