Зов горы

– Постарайтесь за что-нибудь зацепиться. Лето, осень, зима?

– О, господи… Как же это можно вспомнить?…

Он сидит и тяжело дышит, вытаращив глаза.

– …А! Вспомнил! Ну надо же, вспомнил! – радостно хлопает ладонями по коленям. – Было двадцать третье февраля, точно, меня все поздравляли, суматоха была. Да, точно! 23 февраля 2013-го.

– Почему вы не захотели с ним увидеться?

– А кто он такой? И потом: я повторяю, была суматоха, не до него было. Мы все бухали у меня в кабинете. Я, кажется, попросил ему передать, чтобы он потом перезвонил. Но он не позвонил и больше не приезжал.

Фоменко испытующе смотрит на меня. В его глазах сомнение.

Возвращается горничная. На подносе она несет фарфоровый кофейник, чашку, стакан апельсинового сока, дымящиеся круассаны, ломтики камамбера на деревянной доске и баночку фуа-гры. Неплохой завтрак для дома, где идет обыск. Вот только все, кроме кофе, я терпеть не могу. Мне даже смешно – какие мы все-таки разные с этим несчастным упырем.

– Светлана, – говорит он. – Что вы думаете обо всем этом? Меня интересует ваше мнение.

– Мое мнение, Алексей Григорьевич, такое. Исчезновение вашей дочери и вашей жены связано с вашими делами. Судя по всему, эти дела относятся к тем временам, когда вы жили в Омске.

– В Омске? – он ошеломленно смотрит на меня. – В Омске?! Но почему в Омске?! Прошло столько лет. У меня не было там никакого криминала! Я там уже сто лет не был!

– Света, и правда, – говорит Демичев. – Уж если искать деловых врагов, то они должны быть здесь, в Москве. В конце концов, спиртовой бизнес – очень криминальный, это все знают…

– Да, – соглашаюсь я. – Уверена, что у вас есть враги в Москве. Но к исчезновению Гали и Алины они отношения не имеют. Это омская история.

– Но почему?!

– Потому что Омск – это единственная связь между Арцыбашевым, Мирзоевым и вами.

– А почему вы нас все время связываете? – у него даже голос пропадает от волнения, поэтому несколько секунд Фоменко откашливается. – Я ведь уже говорил, извините… я говорил, что никогда не встречался ни с тем, ни с другим! И уж, тем более, не имел с ними никаких дел!

Я внимательно смотрю на него. Зачем он врет?

Он кашляет, подставив кулак ко рту. У меня вдруг мелькает дикая мысль, что и не врет он вовсе. Но как такое может быть?

– Алексей Григорьевич, – мягко говорю я, не сводя с него взгляда. – Летом 2013-го года Мирзоев ездил в Омск. Там он записал все эти фамилии. Потом в декабре он звонил одному из этих людей – Арцыбашеву – и говорил про какого-то мальчика…

– Да какого мальчика, господи?! – и снова неудержимый кашель.

– …После этого Арцыбашев отправился в Москву, к еще одному человеку из списка – к вам – чтобы что-то сообщить. Вы были за границей, поэтому он сообщил информацию вашей дочери. После этого ваша дочь создала на компьютере папку «Мальчик». По-моему, связь между этими событиями очевидна. Очевидно также, что все началось в Омске. Мирзоев по телефону проговорился, что ваша дочь и жена не при чем. Это ваша история, Алексей Григорьевич. Постарайтесь вспомнить, что это.

Его лицо уже сине-красное, словно он на грани инсульта. Но кашель, слава богу, прекратился. Хорошая минутка, чтобы сказать самое главное.

– Алексей Григорьевич! – я стараюсь говорить внушительно, чтобы смысл дошел до него без искажений. – Вы можете не говорить правду мне, но себе вы должны сказать правду. Иначе история продолжится. Следующий – вы.

– Следующий в чем? – испуганно спрашивает Демичев.

На этот вопрос я не отвечаю.

– Алексей Григорьевич! Следователь Мирзоев боялся этого человека так, что покрывал его преступления. Арцыбашев боялся этого человека так, что предпочел умереть…

– Да какой человек-то? – орет Фоменко. – Про какого человека вы все время говорите?!

– Думаю, что его зовут Митя.

– Я не знаю никакого Митю!

– Хорошо, – говорю я. – И лучше вам не знакомиться.

Конечно, здорово, когда после такой красивой фразы наступает полная тишина. Но это не мой случай. Совершенно банально за дверью раздается грохот и начинают материться менты. Кажется, они что-то уронили. Потом у бассейна садовник говорит по телефону: «Если найдешь конские какашки, так, вообще, чудесно». Вот, пожалуй, единственное, что за что я терплю жизнь – она смешная.

Фоменко молчит, тяжело дышит, переваривает информацию.

Демичев тоже размышляет.

– А что вы предлагаете? – наконец спрашивает он. – Ну, по поводу расследования?

– Я бы съездила в Омск, чтобы выяснить, почему Мирзоев записал эти фамилии. Конечно, хорошо бы съездить в Ессентуки, чтобы узнать, как и зачем Арцыбашев инсценировал свою смерть. И главное, я прошу вас не бояться правды.

Демичев вопросительно смотрит на Фоменко.

А тот вдруг успокоился, и даже выражение надменной отрешенности появилось на его лице.