Зов горы

Вот так, в этой зависти и с этим сентиментальным комом в горле, я дождалась вечера. В кружевном коридоре, ведущем к мосту, зажглись теплые фонари. Сам мост неожиданно вспыхнул, окончательно добив день.

Я побрела к метро.

Когда я вышла на станции «Теплый Стан», совсем стемнело. Очереди на маршрутку не было, и в Троицк я уехала сразу же. Подумала, что через тридцать минут буду сидеть дома, чай буду пить. Опять кольнуло сердце.

В этот момент я поняла, что мне просто тревожно. И зависть здесь не при чем.

Что-то должно произойти. У меня было такое чувство, словно, бродя по лабиринту этой истории, я случайно прошла мимо дороги, ведущей прямо к финалу. Словно я, не сбавляя шага, посмотрела в боковой темный коридор – и оттуда кто-то взглянул мне в глаза. Я прошла мимо, а вот сейчас вдруг поняла: в глаза мне смотрел убийца. И если бы я догадалась свернуть в этот коридор, то уже знала бы отгадку.

Это чувство поразило меня. Всю дорогу до Троицка я пыталась сосредоточиться и вспомнить все, что произошло в последние дни, но сосед ел такие пахучие беляши, что я ни о чем не могла думать.

Я вышла из маршрутки, облегченно вдохнула свежий воздух. Дом был совсем близко – за парком.

Это был советский парк, замаскированный под старинную усадьбу. Я слышала, что очень давно, в пятидесятые годы, он был создан волей министра машиностроения, который облюбовал себе наши места под санаторий для своего ведомства. Так появилось классическое здание с флигелями и колоннами, ротонды на острове и липовые аллеи.

Сработано было безупречно. Сейчас, когда все эти объекты обтрепались, а деревья выросли, парк нельзя отличить ни от Кускова, ни даже от Архангельского. Был у сталинских наркомов большой стиль, ничего не скажешь… Хрущев, правда, все эти объекты у министерства отобрал и роздал по частям: детскому кардиологическому санаторию, поселку Совмина, и городу Троицку кое-что перепало. Так что теперь я шла по липовой аллее, тихой, пустой и темной, лишь изредка пересекаемой полосами света.

Единственными звуками в парке были мои шаги.

Я прошла около пятидесяти метров и вдруг остановилась. По старой доброй привычке, сделав вид, что ищу что-то в сумке.

«Что, Света? – спросила я себя, гремя ключами. – Что случилось?»

Исподлобья я смотрела перед собой.

Липы были посажены с древнеегипетской точностью. Даже теперь, шестьдесят лет спустя, когда они стали гигантскими, расстояния между ними сохранялись равными. Из-за света фонарей их тени создавали на дорожке идеальную решетку. Темные полосы в ней были от ближайшего фонаря спереди, более светлые – от ближайшего фонаря сзади. Мне всегда казалось, что это сделано по линейке.

И да – две перекладины решетки теперь толще остальных.

Что же это значит?

Я громко сказала – Господи! Выпал, что ли?

И стала оглядываться, рассматривая асфальт вокруг себя.

…Две перекладины решетки толще остальных.

Это значит, что за липой кто-то стоит.

Это все? – спросила я себя.

Не все.

Я вдруг вспомнила, что перед входом в парк, под сломанной липой припаркован черный Лэнд Крузер. Он совсем скрыт ветвями, и, ребята, липа может обрушиться каждую секунду – какой дурак поставит здесь надолго такую дорогую тачку?

И если он ее поставил ненадолго – то куда приехал ее хозяин?

В этом тупике есть недостроенный дом, а еще – государственная дача с огромной парковкой перед ней. Я однажды видела эту парковку, когда ворота открывались. Заезжай – и паркуйся хоть на десяти машинах.

И если он приехал не в эти дома – то куда он приехал в одиннадцать вечера? В старый парк?

И кстати, передний номер машины заляпан грязью.

Как будто прошел дождь, которого не было уже две недели.

В голове раскручивалась заржавевшая пружина былых навыков. Это был такой вихрь, что меня почти приподнимало над асфальтом. Я вдруг стала видеть в нескольких измерениях и слышала, как ползут дождевые черви под землей, как бежит между телефонами Троицка мобильная связь.

Это был кураж.

Мысли сменяли друг друга в бешеном калейдоскопе, еще немного – и я постигну смысл жизни.

Калейдоскоп затормозил: вот и главная радость дня – прости Господи. Раньше возле этой лавочки у меня всегда портилось настроение. Потому что лай таксы я начинала слышать именно отсюда. Где бы она ни была: на Десне или в моем подъезде – здесь я ее слышала. А сейчас такса молчала.

И это испугало меня больше всего.

Света, пора валить!

– Кажется, вон он! – завопила я и стала отступать назад, как будто заметила в начале аллеи упавший кошелек.

Решетка на земле пришла в движение. Я увидела раздвоившуюся вытянутую тень в шапке с помпоном. Чудесная шапка для плюс двадцати!

Я бросилась к месту якобы выпавшего кошелька, лихорадочно размышляя, куда же направиться дальше. Если такса убита, он готовился сделать дело и в моем бараке – то есть везде.

На решение оставалась секунда – и я стремительно нырнула в ближайшую калитку.

Там было темно, хоть глаз выколи. Я пробежала, ничего не видя, несколько метров. Вот и еще одна калитка – у заброшенной собачьей будки. Я нащупала дверь, протиснулась и встала за ней, прислонившись спиной к деревянному забору.