Зов горы

Женщина убрала руки от лица.

– О чем вы?

– Три кредита в банке, еще двести тысяч – у знакомых…

– Он брал у моего дяди…

– Не только дяди.

– Зачем вы это?.. Вы тоже… Кто вы?! Вы коллектор?! Вы же коллектор?! Вы не имеете права нас преследовать! Бандит!

Запись оборвалась. Какое-то время мы молчали.

– Ну и ну, – наконец сказала я. – Кошмар на улице вязов…

– Да ладно, – пренебрежительно сказал Матвей. – Не надо ля-ля. От кредиторов он сбежал.

Он улыбнулся во весь рот – тема долгов, явно, была ему близка.

– Вообще, бывает, – согласился Демичев. – Но зачем он приехал в «Подмосковные вечера»?

– Да денег хотел попросить. Слышал про Фоменко еще в Омске, знал, что он богатый, решил попытать счастья. Что – мало к вам попрошаек ходит? Какой-нибудь гениальный проект притащил. В кавычках.

– А причем здесь «Белуха»?

– У нас нет доказательств, что они говорили о «Белухе». – Матвей поднял наверх блестящий от жира палец. Потом повернулся ко мне.

– А ты чего молчишь?

Я пожала плечами.

– Арцыбашев – профессиональный должник, еще с Омска. Он уже привык так жить… Но меня поразило другое: он не мог заранее знать, что бомж заберется к нему на дачу. Значит, чтобы разыграть свою смерть, он убил человека.

– Бомжа, – сказал Матвей.

– Человека, – повторила я. – Это многое о нем говорит. О его морали…

– У профессиональных должников особая мораль, – ехидно сказал Демичев.

– Вот сука! – воскликнул Матвей, отгоняя осу. – Пошла отсюда! Сейчас налетят. Надо жрать быстрее.

– А я, вот, все думаю, – Демичев взял еще кусочек баранины. – Как такое может быть? Вы сказали, что это дела Фоменко. Но что же это за дела такие, Света, если он о них не знает?

Я помолчала, затем сказала:

– Арцыбашев использовал странное слово.

– Какое слово?

– «Недоразумение».

Демичев поднял брови.

– И что это значит?

– Недоразумение.

– Я понял. Но что это такое, по вашему – недоразумение?

– Например, история, которую Фоменко, вообще, не связывает с собой. А все остальные почему-то связывают.

– Разве так бывает? – он несогласно покачал головой.

– Мой телефон оказался у Гали Фоменко вполне логичным способом, – сказала я. – Но эту логику я смогла обнаружить только спустя полтора года. Так что да, Сергей, бывает. Нужно только найти недостающую информацию.

– Сложно, – протянул Матвей. – Связывают, не связывают… И почему связывают, если это не связано?

Довольный своим красноречием, он рассмеялся.

Тут я вспомнила еще кое-что.

– Сергей, Фоменко сказал мне, что Кагарлицкий приезжал в Москву 23 февраля 2013 года.

– Да.

– У меня есть сведения, что Кагарлицкий в это время лежал в больнице с перитонитом.

– Вот как? Значит, Алексей Григорьевич ошибся. Может, это был другой год? Я спрошу у него.

За воротами засигналила машина.

– Плитку привезли, – сказал Демичев. – Мирон! Иди разгружай!

Дверь домика открылась, Чингиз-Хан пошел к воротам.

– Он слышит? – спросила я.

– Да он, по-моему, и говорит, – сказал Матвей. – Просто ему люди противны… Серег, а что за плитка?

– Для бассейна.

– Мне тоже нужно. Пойду гляну…

Он встал и пошел к воротам.

Демичев усмехнулся.

– Ну и болтун! – негромко сказал он мне. – Воистину, понты дороже денег. Какой бассейн? У него шесть соток бурьяна возле Твери. Купленные за двести тысяч рублей. Но он упорно разыгрывает из себя крупного лендлорда…

Мне было немного неудобно слушать это, поэтому я отвела глаза в сторону.

Матвей вернулся.

– Ты, Серега, дерьмо какое-то выбрал, уж прости. Я на выставке в Экспоцентре такую плитку видел – ар-деко. В ней настоящее золото внутри. Тутанхамон, а не плитка!

– Да куда уж нам уж… – насмешливо сказал Демичев. – Ой, ребята, я же забыл! У меня же санкционный хамон имеется! Целую ногу из Испании приволок. Сейчас я с дынькой нарежу.

Я страшно объелась – надо было подвигаться.

Я подошла к бассейну, заглянула в чашу. Потом попинала ногой песок. Бродить по участку было неинтересно – сада здесь еще не было. Я свернула к фанерному домику.

Матвей болтал по телефону, Демичев возился с хамоном.

Дверь в домик была приоткрыта – я заглянула.

Я увидела типичную конуру гастарбайтера – раскладушку с комковатым матрасом, не оструганные полки, закопченный казан, разнокалиберную посуду, коробки дешевого стирального порошка. Над раскладушкой – кнопки в стене, словно здесь когда-то висел постер.

Но кое-что выбивалось.

Кедровая скорлупа на клеенке стола. Несколько икон. Связки сухих трав, навешанные под потолком. Под одной из икон я заметила полочку, на ней лежало куриное яйцо. Оно было цветным. Я пригляделась. Видимо, вначале его обвязали листиками, а потом сварили в луковой шелухе. Я взяла яйцо в руки.

– Осторожно, – сказал Демичев, заглядывая в домик. – Это пасхальное.

Я обернулась

– Вообще-то, сентябрь на дворе.

– А у Мирона такая традиция. Он пасхальные яйца до следующей Пасхи хранит. Пойдем, по хамончику ударим?

Я положила яйцо обратно, вышла на улицу. Они уже сидели перед огромной ногой на подставке и с видом викингов кромсали ее ножами.

– А как Алина? – спросила я, садясь рядом.

Они оба поскучнели.

– Да никак… Ничего нового…