Зов горы

Я встала, походила по квартире. Подошла к холодильнику, достала баночку черной икры и брусок масла. Нашла открывашку, хлеб, нож и вернулась к столу с двумя огромными бутербродами. Включила ноутбук.

Первым в списке идет Кагарлицкий. Я набрала его фамилию. Потом добавила «убийство».

Оказалось, это произошло не в Омске, а в Новгороде. Вот почему Артем ничего не знал. Об этом был сюжет только в местных новостях. Я кликнула.

25 марта 2013 года охранник Новгородского академического театра драмы имени Достоевского Кирилл Кагарлицкий был найден умирающим в своей квартире на Большой Санкт-Петербургской улице.

Я увидела черный двор, мигающую машину полиции, соседей по лестничной площадке, дающих интервью. Камера прошлась по квартире, буквально залитой кровью. На экране появился депутат Милонов.

– Милонов? – убирая икринку с губы, вслух удивилась я.

Какие-то существа в розовых перьях закрутили попами, Милонов нахмурил брови. Сюжет закончился. Был он крайне невнятным, но кое-что мне понять удалось.

Итак, Кагарлицкий был голубым, и его убийство свалили на гомосексуалистов. Корреспондент упомянул какого-то узбека, снятого Кагарлицким прямо на улице.

Я побродила по интернету еще минут двадцать, но ничего нового найти не смогла. Это была местная новость, показанная лишь в Новгороде и Санкт-Петербурге. Центральные средства массовой информации ею не заинтересовались.

Поэтому я выбрала звонок другу.

– Да, – недовольно сказал он.

– Я тебя не разбудила?

– Дура, что ли? В Москве на три часа меньше…

– Откуда ты знаешь, где я? – удивилась я.

– Работа такая, – засмеялся Мищенко. – Чего надо?

– Мне нужна информация по одному убийству. Кирилл Кагарлицкий, 25 марта 2013 года, Великий Новгород. Можешь узнать?

Ни слова ни говоря, он отключился.

Я поразмышляла чуток: он согласился помочь или отказался?

Вдруг напал нестерпимый голод. Я сделала еще два бутерброда, израсходовав всю икру, потом пожарила яйцо, нашла в морозильнике пиццу и поставила ее в духовку.

Вернулась с подносом в комнату. Тут зазвонил телефон.

– И чего? – презрительно сказал Коля. – Зачем зря серьезных людей беспокоишь? Дело давно раскрыто.

– Вот как?

– Ага. Кирилл Кагарлицкий, 1965 года рождения, место рождения Омск. Юрист. Он?

– Да. Но я думала, он простой охранник.

– Закончил Омский университет, вообще-то. Но в 90-е да – стал охранником. Видимо, по профессии устроиться не смог. В начале двухтысячных уехал в Новгород. Работал юрисконсультом. В начале февраля 2013-го года проморгал аппендицит и загремел в больницу с обширным перитонитом. Лежал там месяц, работу потерял. В середине марта устроился охранником в театр.

– Действительно, голубой?

– Да, причем, снимал кого попало. Привел к себе молодого узбека, совсем пацана, лет семнадцать, а тому нужны были деньги – больная мать в Узбекистане. Ну, и начал он этого Кагарлицкого пытать.

– Пытать? – с интересом переспросила я. – Семнадцатилетний пацан начал пытать охранника?

– Вначале усыпил клофелином. А потом обмотал скотчем и достал ножик. Баранчиков-то они все разделывать умеют.

– Сердце, случайно, не вырвал?

– Он ему выпустил кишки. Но сердце не вырвал. Сердце – это, кажется, Данко у себя вырвал. Нет?

– Ты не шути, Коля, ты продолжай.

– А я продолжаю. Потом пацан сбежал в Узбекистан. Там его и арестовали.

– И не было никаких сомнений, что это именно он?

– Куча улик. И когда он убежал в Узбекистан, больной матери сделали операцию. Операция стоила пятнадцать тысяч долларов. Семья крайне бедная, так что можно не сомневаться: эти деньги пацан привез из Новгорода. Видимо, накопления Кагарлицкого, которые он хранил дома. Впрочем, насчет денег не доказано. Зато есть еще одна косвенная улика: Кагарлицкий ведь умер не сразу, и перед смертью он успел несколько раз сказать, что это мальчик.

– Мальчик.

– Ага. Хорошо, что не девочка. Как представишь девочку, выпускающую кишки взрослому дяденьке…

– Мда… – я вздохнула. Затем почувствовала неприятную щекотку в ухе. У меня это обычно означает, что я пропустила что-то важное.

Господи, подумала я, за кем я охочусь?

Что это за чудовище?

Вырванное сердце… Выпущенные кишки… Перитонит…

– Коля! – воскликнула я. – Но если Кагарлицкий в начале февраля оказался в больнице с перитонитом, то вряд ли он мог приехать 23 февраля в Москву? А Фоменко говорит, что он приезжал именно 23-го.

– Слушай, – Мищенко откашлялся. – Давай я тебе потом перезвоню. Я, вообще-то, в данную минуту сексом занимаюсь.

– О! – изумленно произнесла я. – И давно?

– Давно. Из-за тебя уже целый час кончить не могу.

– Друг, прости! И не отвлекайся, ради бога. Удачи!

Я нажала отбой, подошла к окну. Внизу текли по дороге огни машин. На фоне ночного неба четко вырисовывалась башня со шпилем.

– Мальчик, – произнесла я вслух.

Потом около трех часов рылась в Интернете, составляя бесконечные сочетания фамилий из списка Мирзоева. Но они отталкивались друг от друга, словно одинаково заряженные частицы. Всемирная помойка выдавала мне десятки Кагарлицких, сотни Протасовых, тысячи Фоменко и миллионы Ивановых. Но мои герои не были между собою связаны.