Зов ястреба

Не в первый раз он мельком задумался о том, что однажды, если он преуспеет, ему придётся обходиться без всего этого – суеты кропарей, быстрого пения эликсиров в жилах, стремительного полёта в тёмную пустоту чужих созвездий, чтения знаков, пения навеки прикованных к холоду Стужи душ… В такие моменты он мог признаться себе в том, как любил всё это.

И он верил – ему хотелось верить – что и Рагна, неуклюжая, смешливая, смелая, тоже это любила.

– Господин Стром! Господин Стром!

У одной из капсул суетились сильнее обычного. Два, три, четыре кропаря – все дежурные – сбегались к ней, что-то крича, переговариваясь… Он тоже подошёл туда.

– Что происходит?

– Что-то не так. Показатели падают.

– Нужно вытаскивать её.

Добежав, он увидел – бледную, парящую в капсуле – и сразу узнал по необыкновенно длинным и густым волосам.

Многие препараторы коротко остригали волосы, вопреки моде, чтобы не мешали под струдом, или чтобы не приходилось часами отмывать их после извлечения из капсулы. Когда-то он сам носил длинные – и хорошо помнил мерзкое ощущение склеенности зелёной жижей.

Но она – смешная, робкая, маленькая девочка из Ильмора – упорно продолжала лелеять свою густую золотистую копну – должно быть, для того, чтобы нравиться своему богатенькому беспечному динну, который наверняка знать не знал – и не хотел знать – каково это, раз за разом впускать в своё тело Душу Стужи.

– Миссе Луми.

– Уловители её видят?

– Нет.

– Сейчас?

– Всё ещё нет. Она не в Душе. Что-то её не пускает.

– Сворачивайте.

– Подождём ещё минуту, и…

А потом он увидел это. Чуждое, тёмное, то, чему в капсуле было не место – тонкие струйки, расходящиеся от её тела, как лучи, пронизывающие её парящие, будто водоросли, волосы…

Кровь.

– Сворачивайте! – крикнул он, и это – его страшный, громкий голос – тут же подействовало.

Кропари снова засуетились, взвизгнула женщина, запищали датчики, загудели уловители, которые не видели её – они не могли её видеть.

Капсула открылась – зелёное с алыми прожилками хлынуло наружу, и, как дохлые змеи, выпали эвеньевые кишки.

Она тоже скользнула на пол – безвольная, белая, нагая, похожая на выброшенную на берег сонную рыбку.

Эрик Стром первым склонился над ней, не обращая внимания на кропарей вокруг – кто-то отсоединял от её руки кишку, кто-то мерил пульс, кто-то вводил эликсир…

– Помогите ей! Ну же!

– Давление падает.

– Что происходит? Всё было хорошо…

– Введите ещё один!

Миссе Луми открыла глаза – в них была мука.

– Ввожу красный эликсир.

Красный – значит дело плохо, но это Стром понимал и без них.

– Смотри на меня, – сказал он, крепко сжимая её ледяную руку. Она слабо ответила, с трудом сфокусировала на нём взгляд, в котором теперь появилось нечто новое, и он видел это выражение прежде.

Тоска – как будто Миссе Луми уже знала, что именно её ждёт.

Всё её тело содрогнулось – эликсир начал свою работу, и руки, ноги Миссе забились, заскребли по полу.

– Ещё один!

Он хотел остановить их – это всё равно не помогло бы – но кропари делали своё дело.

Тело Миссе снова дёрнулось, выгнулось, как будто она силилась вырваться из его рук, из рук кропарей, из центра… Из самой себя.

– Давление падает.

Её глаза закатились, губы приоткрылись, как будто готовые к поцелую…

– Смотри на меня, – повторил Эрик Стром. – Ну же, смотри…

Всё стихло. Даже валовые капсулы, казалось, бормотали теперь совсем бесшумно, и бесшумно открывали и закрывали рты кропари.

Кто-то второпях наступил ей на волосы. Он заправил ей за ухо испачканную прядь – а потом бережно, осторожно укутал Миссе плащом.

Эрика Строма трясло.

Унельм. Убийство

Восьмой месяц 724 г. от начала Стужи

Унельм проспал до середины дня – и проснулся от громкого стука в дверь, не предвещающего ничего хорошего.

Путаясь в одеяле, он скатился с кровати, натянул рубашку, штаны. Вернувшись из кабака, в котором он встречался прошлой ночью – ни много ни мало – с наследницей Кьертании, он ещё долго не мог уснуть – то дремал, то вскакивал и кружил по комнате, то выходил подышать на высокий порог дома. Око Души в ту ночь было особенно красиво – Унельм смотрел на него, пока глаза не начали слезиться, а голова – кружиться.

Ещё недавно он был переполнен мечтами о дальних странах, удивительных приключениях, невероятных вызовах… Всё это никуда не делось, но после встречи с Омилией – и после того, как он узнал, кто она такая на самом деле – во все мечты добавилось её хорошенькое личико с веснушками в уголках глаз.

Даже в горячечном бреду невозможно было представить, чтобы наследница Кьертании и в самом деле летела вместе с ним на парителе высоко над Стужей, или чтобы вместе они любовались подземным закатом искусственного солнца Ламара или бескрайними зелёными лесами Кагадки. Но Унельм снова полностью отдался тому, что всегда получалось у него лучше всего – мечтал, а потом сам же без жалости смеялся над своими мечтами, чтобы уже через мгновение опять погрузиться в них целиком.

Невозможно было представить даже, как именно и когда им удастся снова увидеться.